времен, честный, но бездарный правитель дел военного совета при председателе Лампе, уволенный потом за штат и взятый князем Меншиковым в чиновники особых поручений, спасенный тем самым от голодной смерти. Бухало писал еще букву Д на ножках, принципом педагогии считал периодические розги «хорошим – чтоб не испортились, дурным – чтобы исправились», и думал, что говорит по-французски, если ломает русскую речь прибавкою слова мадам. «А что, мадам, хорош Нева?» – спрашивал он у гувернантки княжон, и потом со смехом говорил княгине: «А я с мадамой по-французски разговаривал».
Молодежь трунила над стариком так ловко, что он этого не замечал; мы уверили его, что он поэт, и он стал писать стихи, которыми хвастался, читая их всем и каждому с своим малороссийским выговором. Он был скандализован стихами Деларю, в которых поэт уверял свою возлюбленную, что если бы был царь, то отдал бы ей царство, если бы был Бог, отдал бы вселенную, – и читал княгине ответ Деларю:
Когда ты пороком дышишь,
И скверные стихи пишешь,
То ты не Бог, не царь,
А просто земная тварь,
И не красавицам тебя лобзать устами,
А просто бить тебя батогами.
Всеобщему громкому хохоту вторил он таким же хохотом, уверенный, что все смеются над Деларю.
Князь, разумеется, не давал ему никаких поручений; на вопрос его, когда являться на службу, князь отвечал: «Я обедаю в 4 часа, так милости прошу в 50 минут четвертого», – а за обедом отпускал ему шуточки и смешил его, а иногда делал вопросы вроде следующего: «Правда ли, что в Военной коллегии никогда не было так темно, как при лампе?»
За ним следовал капитан 1-го ранга Серебряков, употреблявшийся парламентером для переговоров по-турецки с Цифир-беем, комендантом крепости Анапы, во время ее осады, армянин телом и душою, выговаривавший ми вместо мы, били вместо были, и были вместо били. В праздники несло от него розовым маслом.
Потом капитан 2-го ранга Куприянов, мастер сыпать целый час без умолку слова, между которыми не было никакой связи; любезничая с дамами, он выступал всегда тою же ногою вперед, волоча за ней другую. На вопрос княжон, отчего г-н Куприянов так ходит, князь уверил их, что у К. деревянная нога и что они могут в этом удостовериться, воткнув ему в ногу булавку. Ветреная княжна Софья вздумала сделать опыт: кольнула его за обедом булавкой так, что Куприянов вскочил с криком.
Он был опытный офицер в деле морских съемок, и князь держал его ввиду экспедиции для съемки Балтийского моря.
Васильев, адъютант из черноморских офицеров, был маленький, коротенький, чрезвычайно деятельный и чрезвычайно способный, притом прекрасный человек.
Дегалет, адъютант, из греков, очень красивый собою и не без греческой ловкости, но ленивый. Князь любил его как неиспорченного юношу, возил с собою на балы, но поручений не давал и никогда не награждал. Во мне князь видел тоже неиспорченного юношу, но я много работал и тем приобретал значение выше