Это не то лицо, которое нам нужно. Позвольте спросить – хотят ли люди тащиться на работу по узким кривым улочкам наших дней или желают мчаться к воротам родного предприятия на скоростном автобусе по прямому проспекту…
Когда Оболенский кончил свою речь, в тишине раздался твердый голос Слабенко:
– Мы согласны.
Сам строитель, хоть и небольшого масштаба, Удалов понимал, что Слабенко куда удобнее и выгоднее получить для застройки большую, в полгорода, площадку и одним ударом развернуть эпопею. Когда куешь эпопею, не надо мелочиться. Что за жизнь у Слабенко сегодня? То на Грязнухе детский садик, то новый корпус для общежития, то втискиваешь жилой квартал над парком, то срываешь ремонт музыкальной школы – вот и бегаешь вдоль плотины, как тот самый голландский мальчик с вытянутым пальчиком. А вокруг бушуют зрители – то есть общественность, и все недовольны, что не так затыкаешь, как им хочется.
Ох и сердит Слабенко на общественность, ох и недоволен он Белосельским, который пошел у нее на поводу, развел гласность без пределов. Даже секретаршу отменил. Дверь не запирает. А если враг проникнет?
Клевреты спешат подражать предгору. Малюжкин, главный редактор газеты, уже второй год как переметнулся на сторону гласности. Пошел даже дальше, чем городское руководство. Сорвал с петель дверь в свой кабинет и выкинул на свалку. А над дверным проемом прикрепил неоновую вывеску: «Прием в любое время суток!». В «Гуслярском знамени» любое начинание поддерживают. Правда, Малюжкин всегда сначала позвонит Белосельскому: «Как, Николай Иванович, есть мнение?» И каждый раз отвечает ему Белосельский: «А как твое мнение?» Тогда Малюжкин смело идет вперед.
– Сколько лет горе-проектировщики измываются над нашим городом? – воскликнул, поднимаясь, Малюжкин. – У меня в руках печальная статистика тридцатых и сороковых годов. Снесено несчетное количество памятников архитектуры. В оставшихся устроены склады, а колокольня собора превращена в парашютную вышку…
– Разве мы пришли сюда слушать лекцию о парашютах? – спросил Слабенко.
– При чем тут парашюты! – закричал Малюжкин. – Вы меня не сбивайте. Вы лучше ответьте народу, зачем в позапрошлом году затеяли реконструкцию под баню палат купца Гамоватого?
– Под сауну, – поправил Слабенко. – Для сотрудников зверофермы. Труженики хотели мыться.
– Под личную сауну для пресловутого Пупыкина, – подала реплику директорша библиотеки.
Кипел большой бой.
Трижды он прерывался, потому что массы под окнами требовали информации о ходе совещания, и эту информацию массам, разумеется, давали, поскольку в Великом Гусляре не бывает тайных дискуссий и закрытых совещаний.
Трудность была в том, что даже самые страстные ревнители города понимали: магистраль пробивать придется – иначе с транспортом не справиться. Но даже если отвергнуть планы Оболенского, часовня Святого Филиппа и три старых особняка окажутся