плохое, словно она в чем-то виновата перед ним! Нет, она никогда и ни в чем не была виновата перед ним! Кто угодно, в чем угодно, только не она, ни в чем, никогда.
Он не мог больше стоять над гробом, стоять и смотреть на нее, и даже испытал облегчение, когда один из могильщиков подошел и сказал:
– Все готово. Как, товарищ генерал, закрывать будем?
– Да, – сказал Серпилин, отпуская прикушенную, онемевшую губу.
Сын нагнулся к рукам матери и поцеловал их. Теперь она была уже не вольна запретить ему это.
Оторвав лицо от ее рук, сын накрыл тело простыней, и могильщики привычно и ловко прибили крышку гвоздями.
Серпилин не двинулся.
Могильщики поднесли гроб к краю могилы, подложили две длинные веревки и стали опускать его в яму. Потом вытянули веревки, и настала короткая непонятная тишина.
– Ты бросишь? – спросил в этой тишине сын.
И Серпилин понял: они ждут, чтобы он бросил первую горсть земли.
Он нагнулся, поднял мерзлый комок и бросил его на гроб. Потом бросил несколько комков земли сын, потом заработали лопаты… И все кончилось.
Когда они вышли из ворот кладбища, сын спросил:
– Ты куда?
– В Генштаб.
– Подвезти тебя?
– Подвези, – равнодушно сказал Серпилин.
Сын, как и утром, сел за руль, пересадив шофера назад. Ехали молча. Несколько раз Серпилину казалось, что сын заговорит с ним. Но сын молчал. И если бы Серпилин мог посмотреть в эти минуты на свое собственное лицо, он бы, наверное, понял, почему сын молчал и не смел заговорить с ним.
Только когда они остановились возле Генштаба и Серпилин уже ступил одной ногой на тротуар, сын тихо спросил:
– Домой не поедешь?
– Не знаю. – Серпилин посмотрел в ждущее лицо сына, еще раз повторил «не знаю», повернулся и тяжелыми, свинцовыми ногами пошел по переулку.
Он позвонил из бюро пропусков, но Ивана Алексеевича опять не было на месте.
– У начальника Генерального штаба, – ответил адъютант, – и неизвестно, сколько пробудет, может быть, оттуда прямо… – Он не договорил, куда «прямо», и добавил: – Возможно, до самой ночи. Я доложил, товарищ генерал. Заявка на вас дана, вылет в восемь пятнадцать с Центрального. Куда за вами машину прислать?
– Домой.
– В семь ровно будет у вас. Генерал-лейтенант просил передать, чтоб вы вечером были дома, он, как освободится, будет сам звонить вам, возможно даже ночью. Просил передать, что непременно увидит вас. Только будьте дома.
– Хорошо.
– Машина вам еще нужна сегодня?
– Нет, – сказал Серпилин, подумав, что сегодня ему уже больше ничего не нужно, разве что зайти куда-нибудь поесть. Он так ничего не ел и не пил со вчерашнего дня, кроме тех двух стаканов чая с бубликами в приемной у Ивана Алексеевича.
– Тогда здравия желаю, товарищ генерал. Примите мое сочувствие вашему горю.
– Спасибо. – Серпилин положил трубку.
Выходя из Генштаба, он еще не решил, куда