как будто бы не Варяг был смотрящим России, а кто-то другой, вызывавший Варяга на толковище под видом большого схода. Очень это не понравилось Варягу, но, не подавая вида, держа себя в руках, Владислав переспросил:
– Правильно ли я понял тебя. Кайзер, люди хотят, чтобы я организовал большой сход?
Шубин слегка помедлил и, снова прокашлявшись, проскрипел в трубку:
– Ну можно и так сказать. Но народ на пятницу настаивает, Варяг. Учти…
– Я тебя понял, Кайзер. Передай: я буду.
– Пе-ре-дам! О-бя-за-тель-но пе-ре-дам! – отрывисто бросил, точно пролаял. Кайзер. – Только, Варяг, народ рассчитывает на то, что встреча состоится без лишних… Чтоб не как в тот раз – когда приводил своих людей. С пушками, – уточнил невесело Макс Шубин. – Это ж как-никак большой сходняк, а не заседание Госдумы, и скандалы нам ни к чему.
– Не боись. Кайзер, – криво усмехнулся Варяг, – вот уж скандала я не допущу. Будь уверен. Я ведь не спикер Селезнев. – И, не став дальше слушать Шубина, бросил трубку.
Итак, его вызвали на большой сходняк…Варяг мысленно перенесся на несколько недель назад, в подмосковный ресторан с тяжелой входной дверью под медным кованым навесом. Плохо кончился тот неприятный разговор с ворами – очень плохо. А ситуация была явно спровоцирована. Владислав вспомнил, как его телохранители были вынуждены применить силу. Слава богу, что до стрельбы дело не дошло. И еще он вспомнил, как из-за уже захлопнувшейся за ним двери, из банкетного зала, до его слуха донесся хриплый вопль Толяна, старого вора, которого последние годы чаще называли Дядей Толей: «Это война, Ва-ряг!»
Война… Только этого не хватало! Начато было столько дел. Машина бизнеса только-только начала раскручиваться. Неужели опять придется заниматься разборками? Варяг всю жизнь сходился в кровавых и смертельно опасных разборках со своими коварными недоброжелателями, которых жадность и непомерное честолюбие делали его заклятыми врагами. Варягу приходилось их беспощадно наказывать. Он терпеть не мог отморозков, на которых никакие слова не имели воздействия. С беспределыциками Варяг расправлялся безжалостно, воровской закон был жесток – убивать приходилось и самому, но чаще руками верных людей. Но то были и в самом деле враги – люди, которым нельзя было доверять, которые готовы были предать и продать его за бесценок, которые норовили уничтожить его как опасного и сильного конкурента по влиянию на воровской мир, на бизнес, в котором крутились деньги воровского общака. То были напрочь чужие ему итальянские мафиози в задрипанной Америке, наши коррумпированные правительственные чинуши, крупные ментовские начальнички, всякая рвущаяся к власти политическая шушера. И еще, конечно, продажные ссучившиеся воры, среди которых попадались даже законные, которым грех был носить корону воровской чести. Он уничтожал их без колебаний, без всякого трепета душевного, зная, что этой падали, этой мрази вонючей нет места на земле. Но никогда еще ему не приходилось вступать в схватку с теми, кого он считал людьми вполне приличными, кого сам в свое