генералы? Или отцы и дети города?
Михалыч задумался. Он неторопливо надорвал пачку сигарет, почти любовно размял слежавшейся табак большим и указательным пальцами и, небрежно чиркнув зажигалкой, прикурил. Получилось все очень красиво. Михалыч никогда не затягивался, так сказать, берег здоровье. Так случилось и сейчас – он набрал в рот дыма и пустил неровное серое колечко, которое, поднимаясь вверх, понемногу теряло свои очертания, пока наконец не растворилось совсем, оставив после себя ароматный запах.
– Знаешь, Владик, а я ведь тоже понаблюдал за этой компанией. – Михалыч вдруг потерял интерес к сигарете и притушил огонек о край фарфоровой пепельницы. – И мне удалось кое-что выяснить… Там многое кажется странным.
Двадцать лет назад на одной «малине» Михалыч, тогда еще крепкий пятидесятилетний мужик, познакомилея с красивой девицей со сказочным именем Алиса. Кроме молодости, безупречной фигуры и очень наивных, величиной с блюдце голубых глаз, она обладала звонким грудным голоском, и ее чистенькая опрятная фигурка больше подходила для домохозяйки опекающей кучу малолетних детей.
Трудно было поверить, что женщина с такой ангельской внешностью могла быть опытнейшей наводчицей-домушницей. Она влюбила в себя Михалыча крепко, и он, в то время держатель городского общака, запустил в казну лапу чтобы смотаться с красавицей в Ялту и попотчевать ее в шикарных ресторанах дорогими блюдами под знатную выпивку.
Это был поступок, которого он втайне стыдился и по сей день. Узнай о таком факте воры, так могли бы не только отрубить ему блудливые ручонки, но и башку оттяпать. Алиса, высосав из Михалыча все деньги, исчезла в Зазеркалье так же неожиданно, как и появилась.
Сначала Михалыч хотел сдаться на милость воровской братии и рассказать без утайки о грешке, но, поразмыслив, решил не делать этого. Смерть – хрен с ней, а вот бесчестие пострашнее всего. Воры не стали бы даже хоронить ссученного, как того требовали понятия, а просто прикопали бы покойничка где-нибудь под обрывом и разошлись бы молча.
Когда он уже подумывал затянуть на шее удавку, к нему на улице подошел молодой мужчина лет тридцати. Он представился майором КГБ и, не таясь, рассказал о том, что уже полгода «ведет» Михалыча и знает о его грешке. Майор ненавязчиво предложил финансовую помощь, разумеется, за небольшую услугу.
Михалыч тогда до предела напрягся. Но майор позволил расслабиться, сообщив, что ему требуется «компра» на начальника колонии строгого режима, в которой Михалыч чалился в последний раз. Михалыч тогда едва не расцеловал гэбешника, потому как готов был сдать всех хозяев тюрем и колоний, где отбывал срока, очень сожалел, что под статью придется подставить только одного барина.
Дальнейшем майор не однажды спасал Михалыча многих неприятностей. Это знакомство скоро переросло в нечто вроде дружбы, а в последнее время их от ношения стали просто доверительными: и теперь уд Михалыча можно было бы назвать благодетелем кадрового кэгэбешника, который сумел дорасти до генерала.