к своей груди и притворно простонал:
– Посиди со мной, сестра… – И снова загоготал. Дернул сильнее, так, что она едва не упала.
Стукнувшись о табуретку, она села на край кровати.
– Пусти сейчас же!
– Тебе Павел велел за мной ухаживать? Вот и давай ухаживай!
Он еще плотнее прижал ее пальцы к своей груди. И нахальные глаза его наблюдали: что она станет делать?
– Игорь, я Павлу скажу!
– Да? А что ты скажешь? Что скажешь-то? Что тебе сделали? Подумаешь, за руку дернул!
Он отбросил ее пальцы и потянулся за пирожком.
Ирма встала.
– А вот если я скажу Павлу, что видел, как ты позавчера у магазина с Володькой Никитиным лясы точила, это ему интересно станет. А?
Он откусил полпирожка и, орудуя челюстями, со своей кривой усмешечкой взглянул на нее.
Ирма остановилась и в полном недоумении уставилась на Игоря.
– Чего смотришь? Павел не зря говорит, что за тобой глаз да глаз нужен. Одну в магазин отпустить нельзя. Вот бабы…
– Я только поздоровалась с ним! – вспомнила Ирма. – Он же мой одноклассник как-никак. Или, по-твоему, я должна была мимо пройти? Пять лет не виделись…
– Вот уж не знаю, поздоровалась или еще чего… Только в школе-то он бегал за тобой, я помню.
– Что ты несешь? – возмутилась Ирма – Хватит придумывать!
– Бегал, бегал, – самодовольно утверждал Игорь. – За тобой многие бегали, только мы с Павлом умели их отваживать… – Он хохотнул.
Ирму передернуло.
– Я жена твоего брата, – напомнила она и шагнула к двери.
– Буду жениться, ни за что красавицу не возьму, – бросил он ей в спину, и она остро почувствовала его нехорошую улыбку, кривую и нахальную.
Боже! Когда это кончится?!
Ирма вернулась к себе. Дочка сидела в своей кроватке и сонно терла глаза.
– Гули мои проснулись… – заворковала Ирма и вытащила ребенка из теплого гнезда. – А где наши глазки? Проснулись наши глазки?
Она с нежностью расцеловала дочку и прижала к себе. Вот ее отрада, вот ее пристанище, маяк в этой жизни. До мамы так далеко, что подумать страшно, а дочка – вот она, рядом. И всегда будет рядом. И никто ее не отнимет. Ирма с воодушевлением принялась заниматься утренним туалетом дочери – умывала, причесывала, одевала, не переставая с ней разговаривать. А сама не могла отделаться от гадливого чувства, которое настигло ее в комнате Игоря. Брат Павла очень хорошо знает, куда ударить. Он в курсе, что Павел ревнив до крайности, и, если Игорь захочет, создаст ей новые проблемы. А она и без того задыхается. Павел шагу ступить не позволяет, чтобы не унизить своими подозрениями: «Куда ходила? Для кого накрасилась? Зачем вырядилась?»
Его подозрения душили ее, обижали до слез, обескураживали. Она не знала, к чему он прицепится в следующий раз. Всего боялась, даже к подругам перестала ходить. Павел подозревал, что те устраивают для Ирмы любовные свидания.
Разве она не смогла бы вместе с сестрами Павла заниматься торговлей? Разве она сама пожелала