ностальгические воспоминания о шестидесятых годах шереметьевским терминалам. Пассажиры в широченном салоне смотрели в иллюминаторы на рябь поднимающегося от земли раскаленного воздуха, разомлевших от жары служителей аэропорта, и не верили, что через пять минут и им предстоит покинуть прохладный салон самолета и окунуться в одуряющее московское пекло.
— Наш самолет совершил посадку в столичном аэропорту Шереметьево-1. Температура в Москве — плюс двадцать девять градусов. Авиакомпания «Аэротранс» желает вам…
Как водится, сначала к выходу пригласили пассажиров первого класса. Собственно, их было совсем немного, всего-то человек шесть-семь. Они неторопливо поднялись из больших и удобных красных кресел и, не создавая давки, вышли из самолета. Последней на шереметьевский асфальт ступила женщина в темных очках и газовой косынке. Прямо перед ней вышли двое здоровенных парней, которые внимательно оглядели летное поле и лишь затем спустились по трапу.
«Актриса, наверное», — лениво подумала стоящая у трапа стюардесса, прежде чем одарить женщину своей дежурной улыбкой. Женщина рассеянно скользнула взглядом по миловидной стюардессе и застучала каблучками по трапу.
Выйдя из самолета, она направилась не к маленькому автобусу, который поджидал пассажиров, а к стоящему в небольшом отдалении серебристо-перламутровому «Ауди-8», стремительные очертания которого выглядели эффектно и элегантно даже рядом с самолетами. Юноша в безукоризненном костюме подхватил ее элегантный дорожный кофр и, доведя до машины, открыл дверцу. Один из охранников устроился на переднем сиденье, а второй направился к терминалу.
— Куда едем, Лариса Витальевна?
Женщина чуть помедлила, без всякого интереса глядя на гигантский белоснежный бок самолета, возвышающийся над машиной, потом кратко ответила:
— Домой.
Шофер кивнул и аккуратно вырулил на боковую дорожку, которая вела к выезду с летного поля аэропорта Шереметьево-1.
Сорок минут пути прошли в относительном молчании. Лишь раз Лариса вынула из сумочки сигарету и попросила у своего охранника огня. Тот щелкнул золотистой зажигалкой и, внимательно глядя на свою хозяйку, поднес короткий язычок пламени к ее сигарете.
В этом году Ларисе Машкиной должно было исполниться тридцать три года. Выражение «возраст Христа» трудно применить к женщине. Тут уместны другие эпитеты, самый безобидный из которых «взрослая». Да, Лариса Машкина была взрослой женщиной. Не только по возрасту, но и по жизненному опыту. И хотя тому положению, с которым она подходила к тридцатитрехлетнему рубежу, позавидовала бы большая часть женского населения России, сама Лариса придерживалась иного мнения. Абсолютно иного.
Лариса родилась в огромном восьмиэтажном доме на Пречистенке. Снаружи дом производил удивительное впечатление. Странноватые орнаменты в стиле ар-нуво, более известном под названием модерн, превращали обычный серый камень в нечто живое, движущееся, со множеством глаз, рук и даже щупалец. Высокое, прямоугольное строение, казалось, вот-вот снимется с места и побредет куда-нибудь… Небольшие панно