мой новый холодильник…
– Ма? – зову ее я.
Но она меня не слышит.
Джордж по-хозяйски опускает руку ей на плечо, и они исчезают в доме.
– Милочка, рано или поздно это должно было случиться, раз он отказывается принимать человеческий вид. Прическа у него – это же просто жуть какая-то.
Дверь-сетка захлопывается на замок, матушкин голос стихает в полумгле коридора.
– Он совершенно меня не слушает, ты же знаешь, какими они теперь вырастают…
– Вернон, – говорит Гури. – Составьте нам компанию.
Я ищу у нее на лице симптомы внезапного озарения, а также скорого и неминуемого раскаяния. Ни хрена подобного там нет.
– Мэм, меня ведь даже там не было…
– Да что вы говорите? Тогда довольно трудно объяснить некоторые из найденных нами на месте преступления отпечатки пальцев, не правда ли?
Представьте себе фургон шерифа графства Смит на дороге между трех деревянных домиков, а в фургоне меня. Птички заливаются в ивах, и все им по фигу. Тарахтит богомол, а перед ним стоят сооруженные из кухонных столов прилавки – на фоне зарослей бурьяна, в которых утопают окраины Мученио и которые тянутся отсюда до самого Остина. Потом у меня в окошке появляется Брэд Причард; нос смотрит в небо, указательный палец – на кроссовки.
– «Эйр Макс», – возглашает он. – Новые.
И стоит, прикрыв глаза: не то ждет, что я пошлю ему воздушный поцелуй, не то, что зальюсь слезами, не то еще не знаю чего. Жопа с ручкой.
Я задираю к окошку ногу.
– «Джордан Нью Джекс».
Прежде чем перевести взгляд на мои «найки», он на мгновение прищуривается.
– Старые, – терпеливо объясняет он. Потом указывает на свои собственные. – НОВЫЕ.
Я указываю на его:
– По цене автоприцепа для Барби. – Потом на свои. – По цене бомбардировщика средней дальности.
– Хуй там.
– Хуй тебе в рыло.
– Приятной отсидки.
Он неторопливо плетется через лужайку, потом мигом взлетает на крыльцо. Одинокий, поднятый в прощальном жесте палец светит мне сквозь дверь моего же собственного дома, пока не защелкнулась сетка. Потом, в тот самый миг, когда полицейские заводят мотор, сетка распахивается еще раз. Наружу выстреливает моя ненаглядная матушка и летит к дороге.
– Вернон, я тебя люблю! Забудь все, что было, даже убийцы остаются для своих родных – родными, понимаешь…
– Черт, ма, я не убийца!
– Да, конечно, я знаю, это просто к примеру.
Лалли встречается со мной глазами и поднимает руки к плечу, как будто держит камеру.
– Ты только свистни, – вопит он на всю улицу.
Матушка беспомощно останавливается посреди дороги и роняет голову на грудь. Губы дрожат, сейчас хлынут слезы. Меня сечет болью наискось и выворачивает наизнанку. Я оборачиваюсь к заднему окну и вижу, как Лалли подбегает к ней через дорогу и обнимает ее за плечи. И горемычная ее головушка тут же утыкается в крепкое мужское