возьметесь, куда ж вы денетесь?! Только завтра,
уже готовый отчет – ко мне на стол! Прошу изволить!
– Федор Иванович… – протянул Гомозов неуверенно. – Я,
конечно, попробую за сегодня управиться. Но…
– Управитесь, управитесь! Управитесь, Филолет Степанович, а
не попробуете! Я вас очень хорошо знаю! Управитесь! Да там и
работы-то… «Тьфу» – и готово! Ну что же трагизмом-то ситуацию
наполнять?! Смотрите на вещи прямо, смело! И, прошу вас, не
теряйте времени, когда каждая секунда на счету! Идите же! Идите!
Только завтра, не забудьте, готовый отчетик мне на стол, будьте
любезны!
На заключительную фразу своего руководителя Филолет
Степанович оправил волосы движением руки назад, направился к
двери и вышел. А для себя он уже знал, что «отчетик» заставит его
задержаться сегодня до позднего времени, исключить обед и
перерывы, и работать, не поднимая головы, не отвлекаясь ни на
секунду, тогда дай Бог, и успеет, да и сойдется все – его
воображение все-таки предполагало этакую удачу.
Через несколько мгновений раздумий, предстоящий
напряженный день уже не сильно расстраивал Филолета
Степановича. Подумаешь, пропустить обед и перерывы, да и домой
незачем торопиться. А лентяй из Гомозова выходил никудышный:
потрудиться сверх нормы на благо канторы он был завсегда не
прочь. Не припоминалось такого, чтобы он когда-либо противился.
Глядишь, и премию выпишут… Сама работа ему нравилась, только
утомляла слишком. До тошноты. А впрочем, что это за работа
такая, если она не утомляет, объяснял он себе.
Закончил Филолет Степанович около одиннадцати. Голова
пухла от мыслей, необходимо было расслабиться. Но это оказалось
невозможным. Даже желудок в течение последних пяти часов уже
не пытался посылать сигналы о голоде. Десяток папок и отчет уже
были бережно уложены на краешке стола, Гомозов тоскливо на них
посмотрел и стал торопливо собираться домой. Скорее встать,
выйти, пройтись, отвлечься и хлебнуть бы дома чая. Ах, как
хотелось ему сейчас горячего чая, просто чая, и дома. Непременно,
дома.
Быстро накинув свой сюртук и, в момент собрав деловую
сумку, он выключил свет в своем тесноватом кабинете и быстро
зашагал к лестнице. Потом, вдруг, остановился, решил, заглянул к
начальству, попрощаться. Постучался было, но кожаная дверь была
заперта, не подавала признаков жизни за ней. Филолет Степанович
глянул на наручные часы:
– Что же я! Ведь никого уж нет! – сказав это, он вдруг
подпрыгнул, театрально поклонился двери и неприятным гнусавым
голосом произнес: – Федор Ива-но-вич! До свидания, Федор
Иванович! Отчетик на столе, Ваше благородие! Готоффф! Готоф!
Спустившись на первый этаж, он кивнул вахтерше (на смене
уже