узнал, кто он, и что он, и куда он должен засунуть свои дурацкие амбиции, и прочие «причиндалы»!
Она влепила ему в ответ на его солёные шуточки и «распущенные» волосатые лапы здоровенную оплеуху! И даже попыталась убежать! Как будто можно вырваться из цепких и могучих рук Конана!
Но покорила его не ловкостью и силой, удивительной в таком миниатюрном теле, в серьёзной для неё и такой смешной и странной для варвара драке… Нет, тронула и покорила его сердце она уже потом, когда её игривое, как считал вначале киммериец, сопротивление было сломлено – тихими слезами и разумными словами. Вот тогда-то и дрогнуло что-то в его зачерствелой душе, и он даже устыдился и протрезвел.
Но повёл он себя тогда вполне достойно настоящего мужчины: он извинился.
Извинился перед проституткой!
А позже он убедился, что поступил единственно правильным способом: поведение Каринэ не было игрой, рассчитанной на то, чтобы вытрясти побольше денег из него, или заинтересовать его как-то собой, и привязать к себе, играя на чувстве вины – нет, она и вправду была гордой и независимой натурой. И поведение пьяного наглого варвара действительно сильно оскорбило её. А больше всего её задело его заявление о том, что он может купить её и всех остальных шлюх города со всеми их продажными потрохами. Вот когда она взъярилась по-настоящему, и глаза Конана спасла только быстрая реакция!..
Конан снова усмехнулся про себя, блаженно потянувшись расслабившимся телом. Нет, такой женщине не место в борделе! Скорее, ей подошли бы меч, кольчуга и копьё. Настоящая амазонка. Но – только по духу. Сложение тела и тип лица никак не походили на статных и крутых воительниц с крепкими подбородками, с которыми Конану выпадало удовольствие (иногда – и наоборот) встречаться. А иногда он даже думал, что всё-таки уместнее всего его миниатюрная «умничка» смотрелась бы на троне…
Тут его приятно-ностальгические воспоминания и размышления были прерваны солидным тычком в обнажённую грудь, и маленькая взъерошенная воительница возникла вдруг перед ним, оседлав его мускулистые чресла:
– Эй, варвар волосатый! Самец гориллы! Заснул, что ли? За каким чёртом я тогда тут надрываюсь?! Ну-ка, вставай! – последнее замечание, впрочем, было обращено не к Конану, – Ещё ни на одно похотливое животное я не тратила столько сил и времени! Давай-давай, жеребец ты этакий!
Конан усмехнулся, уже вслух, но глаз не открыл, включившись в игру.
Уже давно такие слова, как «варвар», или «животное», перестали быть в устах его прелестной партнёрши оскорблением. Хотя тогда, в самый первый раз, он здорово обиделся. Но нашёл в себе мужество признать – сам виноват: вёл себя, действительно, по-свински. Ну, или по-обезьяньи. Поэтому так теперь и обзывают. В шутку. Но он тогда, после её речи (весьма, как он теперь понимал, справедливой) извинился искренне.
Поэтому и был прощён. Поэтому и перешло их довольно долгое общение во что-то вроде… настоящей дружбы.
Как это получилось? Он не знал. Но что-то же заставляло его