Карл Маркс, основоположник коммунизма, был евреем.
Ведь большинство людей гораздо примитивнее, чем мы себе воображаем. Массы считают истиной ту информацию, которая наиболее им знакома. Вот почему пропаганда должна быть простой и без конца повторяющейся. Управляет общественным мнением тот, кто способен свести проблемы к простейшим выражениям и у кого хватит смелости постоянно повторять их в этой упрощенной форме, несмотря на возражения интеллектуалов. Притом пропаганда должна быть занимательной, необычной, красочной, перенасыщенной информацией. Но основные идеи должны повторяться с неумолимой настойчивостью, формируя нужную картину мира. Функция пропаганды заключается вовсе не во взвешивании правоты различных людей, а в выделении одной, нужной, правоты, в защиту которой эта пропаганда выступает. Задача пропаганды состоит в служении нашей собственной правоте. Как только наша пропаганда признает хотя бы слабый проблеск справедливости оппонента, неминуемо возникнут сомнения в нашей собственной правоте.
Гёббельс неторопливо подошёл к лакированному столику в углу, взял стакан и принялся придирчиво рассматривать его на свет. Убедившись в его кристальной прозрачности, он налил воды из графина, сделал хороший глоток. Затем подошёл к машинистке и внезапно накрыл своей миниатюрной лапкой её изящную ручку. Та вздрогнула. Гёббельс пользовался у служащих женской половины Рейхсканцелярии дурной славой.
Может, он просто даёт понять, что это записывать не надо? Секретарша страшно близко увидела его глаза и отпрянула.
– И правда, и ложь – как вода. Они есть повсюду, – вкрадчиво прошептал Гёббельс ей в самое ухо. – Главное – отфильтровать их. И дать выпить. Немедленно.
Он ловко поставил стакан с водой возле пишущей машинки и заключил секретаршу в объятия. Как удав.
III
А мы гордо вышагивали вдоль зеркальных, натёртых до блеска витрин, так знакомых нам с детства. Небесная синева капитулировала перед наступившей ночью. Зато резко выступил выведенный серебром серп полумесяца. Только на западе небо зеленело, как яблоко. Где зажглись фонари, там месяц исчез, зато уютно осветились пушистая травка на газонах, брусчатка мостовой и нарядная дрезденская публика.
Воздух был наполнен дурманящим ароматом сирени. Всё дышало счастьем, точнее, его предвкушением. А счастья, наверное, и не бывает… Ведь то, что мы принимаем за счастье, оказывается лишь его предвкушением.
Вон они, те кусты сирени, старые знакомые! М-да, много с ними связано… воспоминаний. И приятных, и не очень.
Дитрих, никогда в жизни не заботившийся о своей внешности, не спускал глаз со своего отражения. Военная форма действительно ему очень шла. Поэтому переодеваться в штатское он наотрез отказался, и щеголял в новых погонах, как ребёнок.
По лицу Дитриха блуждала рассеянная улыбка, как у влюблённого дурачка. Удивительно, что мундир не лопнул по швам – так его владельца распирало от гордости! Дитрих украдкой