дети – все они бежали от прошлой жизни, с насиженных мест, всем им было что терять.
Мириам было всего шестнадцать, и она не боялась. Она не испугалась даже когда поняла, что облако пыли на дороге растет слишком быстро. Тяжелые кары, везущие женщин, детей и домашнюю утварь, не ездят с такой скоростью.
Утро было прозрачным и чистым, песок пустыни мерцал под солнцем. Мириам пошла на кухню. Из жестяной коробки за плитой достала довоенный револьвер – большой, тяжелый; в барабане, как она помнила, оставалось всего три патрона.
Затем вернулась к окну.
Облако успело вырасти в размерах, и Мириам четко различила машины – скоростные кары с открытыми двигателями и сверкающими на солнце пластинами брони. Она все еще не чувствовала страха, не чувствовала вообще ничего, только в памяти постоянно всплывали слова одной из беженок: «Лучше умереть, чем даться им».
Мириам не знала, хочет ли она умереть. Ей однажды пришлось убивать, и сейчас она пыталась вспомнить, как правильно держать эту большую рукоять, чтобы отдача не вывихнула кисть руки. Ей всегда казалось, что в моменты вроде этого люди чувствуют панический ужас и мечутся, пытаясь спастись… Но страх не приходил, только револьвер в ладони становился все тяжелее и тяжелее.
Две машины вырвались немного вперед, и та, что была позади, открыла огонь. Мириам увидела вспышку на носу кара, а затем ворота и часть металлического забора, окружавшего ее постоялый двор, разлетелись на куски. Когда первый кар проехал по обломкам и развернулся около колодца, она вдруг почувствовала, что ноги ее не держат. Это было неожиданно… никакого страха, просто колени подогнулись, и она осела на пол в углу, у окна, направив пистолет на дверь.
Время остановилось. Мириам слышала рев моторов, когда во двор въезжали вторая и третья машины, скрежет металла во дворе и хлопанье дверей в домиках… Пистолет внезапно стал невесомым. Она словно со стороны смотрела на свои руки и длинный ствол, направленный на дверь. Вот она распахнулась…
И Мириам поняла, что не может нажать на курок.
Появившийся в дверях человек, казалось, ее не заметил, прошел мимо – только мелькнули металлические пластины, нашитые на его кожаную броню, когда он одним движением распахнул шкаф и принялся выбрасывать из него вещи. Второй рейдер, вошедший следом, бросил взгляд на Мириам – и она уронила пистолет.
Его глаза были прозрачными льдинками на дочерна загорелом лице, влажными кусочками стекла, в них не было ничего человеческого. Он прошел на кухню, а Мириам внезапно поняла – умереть действительно было бы проще.
Она снова взялась за рукоять револьвера – и кто-то наступил ей на руку. Она смотрела на тяжелый ботинок с высокой шнуровкой и не могла поднять голову… Должно было быть больно, но боли тоже не было. Ее рывком подняли на ноги и с силой ударили о стену – теперь перед глазами оказались исцарапанные пластины военного бронежилета, выкрашенные в черный цвет. От удара ее голова откинулась назад и она почувствовала на своем лице дыхание третьего рейдера – дыхание боли и