вздумала устроить из готы балаган? Может, это тебе смешно? – накинулся он на продолжавшего стоять с винтовкой Будищева.
– Никак нет!
– Скажешь, не ты смеялся, каналья?
– Никак нет!
– Может, скажешь, что ты и смеяться не умеешь, скотина?
– Кто в армии служил, тот в цирке не смеется! – громко выкрикнул Дмитрий и, спохватившись, добавил: – Ваше благородие.
– Что? – выпучил глаза поручик. – Впгочем, ответ недугён. За бойкость хвалю. Галеев, поставишь этого бойкого под гужье на тги часа и немедля! Смотги, пговегю!!
– Слушаю!
Когда офицер вышел, Галеев заметно выдохнул, а потом, приказав вести занятия Хитрову, велел Будищеву идти за ним.
– Смотри, паря, – хмуро сказал унтер, когда они дошли до плаца, – язык у тебя острый, а мысли где сказать, а где и промолчать надобно, как я погляжу, и вовсе нет. Потому говорю прямо: с офицерами не умничай, целее морда будет! Что у поручика на уме, я не знаю, но может, его нелегкая и сюда принесет. Так что стой смирно, а отвечай либо «так точно», либо «не могу знать». Может, и пронесет. И помни, то, что ты Хитрову ребра пересчитал и тебе это покуда с рук сошло, еще ничего не значит. Офицер не ефрейтор, он глазом моргнет, как небо с овчинку покажется!
Вольноопределяющиеся сегодня целый день наблюдали за странным новобранцем и иногда покатывались со смеху, как давеча на молитве. Его ловкий ответ Венегеру и вовсе привел приятелей в бурный восторг, однако назначенное поручиком наказание заставило их забеспокоиться. Дело в том, что старший офицер роты редко рукоприкладствовал при свидетелях, однако вполне мог избить стоящего под ружьем солдата один на один. Во всяком случае, однажды такое случилось.
– Кажется, нашему посланцу грядущего может прийтись несладко, – шепнул товарищу на ухо Николаша.
– Какая дикость, – скрипнул зубами Алексей, всегда близко к сердцу воспринимавший подобные инциденты.
– Подожди, кажется, у меня есть идея, – отозвался приятель и поднял вверх руку. – Господин ефрейтор, разрешите выйти?
Хитров подозрительно посмотрел на вольнопера, однако связываться с барчуком, имевшим почти приятельские отношения с командиром роты, не стал.
– Дозволяю, – сухо бросил ефрейтор и продолжил занятия.
Штерн же, выйдя из класса, бросился на поиски поручика и вскоре нашел его идущим к плацу.
– В чем дело, гядовой? – строго вскинулся тот, но, узнав Николашу, тут же сбавил тон: – Ах это вы, у вас какое-нибудь дело?
– Так точно, ваше благородие, – четко отрапортовал вольнопер и, подойдя поближе к офицеру, принялся ему что-то втолковывать.
– Вот как? – удивленно выслушал его Венегер. – Пгямо тайны мадгидского двога!
Штерн в ответ только развел руки, дескать, что есть – то есть. Поручик же еще на минуту задумался, а потом уточнил:
– Ггаф Блудов?
– Никак нет, просто Блудов, – тут же отозвался Николаша, – младшая ветвь.
– Ну, хогошо, – сдался офицер и с сожалением потер ладонью о кулак, – пегедайте унтегу, что я отменяю свой пгиказ.