ни малейшего облегчения находившимся внутри. Альбин снял шапку и высунул руку с ней наружу, стараясь ни в коем случае не коснуться голой кожей раскаленного корпуса.
– Долго нам еще ехать? – в который раз спросил он Густава.
Тот лишь неразборчиво буркнул в ответ, и Альбин решил, что напарник и сам не знает, хотя за его бормотанием вполне могло скрываться предложение самому посмотреть по карте, коли так приспичило. Это Альбин уже сделал. Городок, куда они держали путь и где ему никогда не приходилось бывать прежде, настолько маленький, что не имеет ни собственного полицейского участка, ни больницы. Скорее его следовало называть деревенькой.
Сильверщерн. Кто-нибудь слыхал что-то о нем?
Альбин уже собирался спросить напарника, не заносила ли его судьба туда ранее, но передумал прежде, чем успел открыть рот. Густав не отличался разговорчивостью даже в лучших случаях, это Альбин давно понял. Они работали вместе почти два года, и он ни разу не слышал от Густава более нескольких слов подряд.
Напарник немного сбросил скорость и, заглянув в лежавшую между ними карту, резко повернул налево на проселок, едва видный среди деревьев. Альбин резко съехал вперед по сиденью, чуть не выронив наружу свою шапку.
– По-твоему, нам туда? – спросил он чисто машинально, не надеясь услышать хоть что-то в ответ. Поэтому его сильно удивило, когда Густав открыл рот и сказал:
– Одному богу известно.
Обрадованный Альбин позволил себе короткий комментарий.
– Не знаю, о чем ты там думаешь, – заявил он, – но, мне кажется, мы совершили большую глупость. Зря вообще затеяли эту поездку.
Дорога была узкой и неровной, Альбину приходилось постоянно держаться за ручку двери, чтобы не подскакивать на сиденье. По обеим ее сторонам стеной стояли высокие деревья. Солнце на лазурном небе было настолько ярким, что при любом взгляде вверх у Альбина начинало резать глаза.
А потом внезапно лес стал редеть.
Городок выглядел в точности как заводской пригород, где вырос Альбин. Наверняка здесь имелась шахта или, скажем, заводик, где работало все мужское население. Крошечный, с выстроившимися рядами аккуратными домишками, пронизанный насквозь речкой, с кирпичной церковью, возвышавшейся над всеми другими постройками, он производил довольно приятное впечатление.
Густав резко затормозил, и машина остановилась прямо посередине улицы.
Альбин посмотрел на напарника. Тот сидел, задумчиво наморщив лоб. На небрежно выбритых щеках местами виднелись крошечные островки щетины.
– Ты слышишь? – спросил он Альбина.
Что-то в его голосе заставило того напрячь слух.
– Слышу что? – поинтересовался он, поскольку единственные звуки, долетавшие до его ушей, исходили от их мотора.
Они стояли прямо на перекрестке. Ничего особенного вокруг не наблюдалось. Справа от них находился желтый дом с подувядшими цветами на лестнице, а слева, совсем рядом, – почти такой же, но красный и с белыми углами.
– Ничего, – ответил Густав, и по его тону Альбин понял, что речь шла не о каких-то конкретных звуках, а об их полном отсутствии.
Вокруг царила абсолютная тишина.
Часы показывали пять пополудни, была среда и конец лета. Но, как ни странно, никаких людей вокруг. Почему дети не играют в садах? Почему на крылечках не сидят молодые женщины, вытирая пот со лба и пытаясь защититься от зноя, обмахиваясь рукой, как веером?
Альбин окинул взглядом дома, стоявшие по обеим сторонам от машины. Все они радовали глаз своим видом. И у всех были закрыты входные двери.
Куда бы он ни смотрел, ему не удалось обнаружить ни одной живой души.
– Где все? – спросил он Густава.
Не может же быть город полностью пустым. Но где тогда люди?
Густав покачал головой и снова нажал на газ.
– Смотри в оба, – сказал он Альбину.
Тот почувствовал, что у него пересохло во рту. Сглотнул комок в горле.
Они медленно поехали вперед; тишина действовала так же удручающе, как и жара. Фуражка давила Альбину на голову, по шее сбегали ручейки пота. Когда перед ними появилась городская площадь, у него словно гора с плеч свалилась. Он показал на фигуру посередине ее.
– Смотри, Густав! Там кто-то есть.
Пожалуй, у напарника зрение было поострее, чем у него. Или сказались многие годы работы в полиции, развившие инстинкты Густава до недосягаемого для Альбина уровня… Видимо, поэтому он остановил машину еще до того, как ее колеса коснулись булыжного покрытия площади, открыл дверь и шагнул наружу.
У Альбина же вся картинка складывалась постепенно. Сначала он подумал:
«Там, вдалеке, кто-то есть».
Потом:
«Нет, невдалеке. Кто-то стоит и обнимает уличный фонарь. Как странно…»
Целиком