держал его в руках, будто птенчика, пока паучиха умирала. Изучал каждую грань магии оборотня, пока птенчик не вздохнул с облегчением и не выпорхнул на долгожданную свободу, а потом умчался с ветром.
Кирена осела на снег. Свет жизни в ее глазах потух.
Почти не задумываясь, Дорин сжег ее тело. Никто не пришел узнать, в чем дело, хотя от пепла исходило сильное зловоние. Под пеплом чернело пятно.
Возможно, с ее помощью он попал бы в Морат. Эта мысль вяло шевельнулась в голове Дорина, когда он смотрел на пятно полуоттаявшей земли.
Он снял руку с эфеса. Меч успокаивался, но с какой-то неохотой.
Он найдет путь в Морат. Сам, когда овладеет искусством превращения.
А паучиха и вся ее порода пусть горят в аду.
Через час Дорин уже лежал в маленьком тесном шатре, где невозможно было вытянуться во весь рост. Вторая подстилка пустовала. Сердце не подчинялось его волевым приказам и продолжало бешено колотиться.
Манона появилась в шатре, когда Дорин заставил себя разуться и накрылся двумя плотными шерстяными одеялами. От них пахло лошадьми и сеном. Возможно, они были даже не одеялами, а попонами, украденными из конюшни. Это его не волновало. Тепло – и на том спасибо.
Манона оглядела тесное пространство, подстилку и покрывала.
– Тринадцать – число нечетное, – сказала она, сочтя это объяснением. – В шатре я всегда была одна.
– Прости, что нарушил твое уединение.
Манона сухо усмехнулась, присела на подстилку и стала развязывать тесемки сапог. Вскоре ее пальцы замерли, а ноздри раздулись.
– Что ты сделал? – спросила ведьма, медленно повернувшись в сторону Дорина.
Дорин выдержал ее взгляд.
– Вчера ты сделала то, что сочла нужным, – сказал он. – Сегодня я.
Он не стал прикасаться к эфесу Дамариса, лежащего рядом. Незачем.
Манона вновь принюхалась:
– Ты убил паучиху.
На ее лице он не заметил и тени осуждения. Только неподдельное любопытство.
– Она представляла для нас угрозу, – пояснил Дорин, мысленно добавив: «И была куском валгского дерьма».
Глаза ведьмы наполнились тревогой.
– Она ведь могла тебя убить.
– Нет, не могла, – улыбнулся Дорин.
Манона наградила его еще одним пристальным взглядом, который он тоже выдержал.
– А ты ничего не хочешь сказать о моем… выборе? – спросила она.
– Сейчас мои друзья сражаются на севере. Возможно, гибнут. Мы не можем неделями обхаживать крошанок, завоевывая их расположение.
Так оно в действительности и было. Жестокая правда. Чтобы снискать хотя бы частичное доверие крошанок, им пришлось пересечь эту черту. Тяжелые, бессердечные решения, но такова оборотная сторона королевской власти.
Манона поняла: Дорин сохранит ее тайну до тех пор, пока она сама этого хочет.
– И никакой благородной отповеди с твоей стороны? – удивилась она.
– Это война, – с той же бесхитростностью ответил Дорин. – Всякое бывает.
Неужто он с готовностью расплатился