с загнутым указательным пальцем: надо же продемонстрировать увечье.
В их внимании было что-то голодное и жадное. Рикс стоял совсем близко, Аттия видела капельки пота, покрывающие его лоб.
Предсказания двум избранным зрительницам тоже встретили молча. Ни одна из женщин не рыдала, не пожимала в восторге руку Рикса и ничем не показывала, что его ясновидение – правда. Впрочем, Рикс не растерялся и воспользовался даже их апатией.
Зрительницы умоляюще взирали на Рикса слезящимися глазами. Всхлипывать и радостно вскрикивать пришлось Аттии. Она вроде бы не переиграла, хотя молчание зрителей обескураживало. Аплодисменты снова были жидкими-жидкими.
Ну что не так с местными?
Приглядевшись, Аттия обнаружила, что лица у зрителей грязные, землистого цвета, носы и рты замотаны шарфами, глаза запали от голода. В Инкарцероне подобное не редкость. Стариков и детей среди публики почти не было. От зрителей пахло дымом, потом и чем-то сладковато-травяным. Зрители стояли не группами, каждый наособицу от остальных. Аттия заметила небольшую суету. Какая-то женщина покачнулась и упала. Стоявшие рядом поспешно отошли. Никто не склонился над упавшей, никто к ней не прикоснулся. Вокруг просто образовалось свободное место.
Возможно, все это видел и Рикс.
Когда он повернулся к Аттии, щедро загримированное лицо показалось ей испуганным, но голос звучал, как всегда, плавно.
– Ты ищешь могущественного чародея, сапиента, который укажет тебе путь во Внешний Мир. Такого ищут все! – Рикс повернулся к зрителям: давайте, мол, поспорьте со мной! – Этот чародей – я! Дорога, которой шел Сапфик, тянется через Дверь Смерти. Сейчас я помогу этой девице добраться туда и верну ее обратно!
Теперь Аттия могла не притворяться: сердце едва не выскакивало из груди.
Толпа не загудела, но тишина стала другой – в ней появились угроза и желание такой силы, что Аттия испугалась. Когда Рикс подвел ее к диванчику, Аттия снова вгляделась в замотанные шарфами лица и поняла, что эта публика жаждет не дешевого обмана. Она жаждет Свободы, как голодающий – хлеба. В Морозии Рикс играл с огнем.
– Сматывай удочки! – шепнула Аттия.
– Нельзя. – Рикс едва шевелил губами. – Играем до конца.
Зрители приблизились к сцене, чтобы лучше видеть. Кто-то упал и был затоптан. Капель с ледяного купола падала Риксу на загримированное лицо, Аттии – на руки, стиснувшие диван; на черную перчатку. В дыхании публики ледяная зараза…
– Смерть, – изрек Рикс. – Мы страшимся ее. Мы бежим от нее без оглядки. Между тем Смерть – это дверь, открывающаяся в обе стороны. Сейчас вы собственными глазами увидите оживление мертвой. – В руке у него, откуда ни возьмись, появился меч. Настоящий! Когда Рикс его поднял, на нем блестел лед.
На сей раз гром не гремел, молния на крыше не сверкала. Возможно, Инкарцерону поднадоело представление. Зрители поедали глазами стальной клинок. В первом ряду мужчина безостановочно чесался и бормотал себе под нос.
Рикс повернулся к Аттии и закрепил ей запястья