подумал, что предпочел бы видеть даму чуть менее оживленной, а смех ее слышать чуть более приглушенным. Но в то же время он трезво оценивал особенности собственного восприятия и признавал, что в некоторых вопросах старомоден. К тому же, беседуя с миссис Картхэллоу, он вовсе не чувствовал, что общается с жесткой, черствой светской львицей. Излишне смелый макияж не скрывал глубокой женственности натуры.
В поисках темы для первого разговора Тремейн упомянул оперетту, которую посмотрел на прошлой неделе, и лицо собеседницы мгновенно вспыхнуло энтузиазмом. Сразу стало ясно, что тема интересует ее. Изящная стройная фигура приобрела новую живость, в темных глазах отразилась энергия, а бледные щеки порозовели, отчего кричаще алый цвет губ смягчился и почти утратил резкость.
Хелен Картхэллоу предстала другим человеком, и в результате к завершению вечера Мордекай Тремейн окончательно запутался в своих чувствах и не сумел составить определенное мнение о молодой даме. Не видел бы он миссис Картхэллоу в состоянии непосредственного детского восторга, не замутненного обычными взрослыми комплексами, то воспринял бы ее как пустое алчное существо, вписавшееся в мир богемы в роли веселой жены успешного художника, расточающего бессмысленные улыбки и фальшивые комплименты. А теперь возник вопрос: какая из двух женщин – настоящая Хелен Картхэллоу? Не являются ли алая помада и громкий смех средствами ее защиты?
Жена прославленного художника обречена на постоянное ревнивое внимание, вынуждена встречаться и мило общаться с людьми, с которыми в иных обстоятельствах не имела бы ничего общего. А если в глубине души она боялась этого мира и занимала оборонительную позицию?
Чтобы не утонуть окончательно в бесконечных версиях, Тремейн запретил себе искать ответы на неожиданно возникшие вопросы. В любом случае его романтично настроенная душа с радостью встретила предупредительность, проявленную Адрианом в отношении супруги. В то время как святость брака нередко катится под откос вместе с другими моральными ценностями, особенно приятно найти человека, прилюдно ухаживающего за собственной женой.
Прощаясь с хозяйкой дома, Мордекай Тремейн поделился своими впечатлениями. Выдержанное вино смягчило чувства, и мир предстал в преувеличенно сентиментальных красках. Анита Лейн взглянула на него с любопытством и сухо осведомилась:
– По-прежнему читаете «Романтические истории», Мордекай?
Несмотря на лирическое настроение, он уловил в голосе критическую ноту и уточнил:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего особенного. Забудьте. Порой лучше витать в облаках.
Тремейну хотелось продолжить беседу, однако хозяйка уже отвернулась, чтобы проститься с другими гостями, а в его блаженно-приподнятом состоянии все сомнения казались преувеличенными.
Глава 2
Возможно, это произошло потому, что Мордекай Тремейн часто вспоминал о художнике, а в последующие недели его имя попадало в поле зрения так много раз, словно было предначертано судьбой.