иную интерпретацию исхода холодной войны. Согласно Джовитту, ее окончание не было моментом триумфа, а, напротив, свидетельствовало о кризисе и травме, начале того, что Джовитт назвал «новым мировым беспорядком»[16]. Ветеран холодной войны, посвятивший свою карьеру изучению мутаций советской модели в периферийных коммунистических режимах, наподобие Румынии при Чаушеску, Джовитт оспорил тезис Фукуямы о том, что ленинизм был «точечным ударом истории, практически не затронувшим остальной мир». С его точки зрения, конец коммунизма
…следует уподобить катастрофическому извержению вулкана, которое сначала поражает лишь прилегающую политическую «фауну» (например, другие ленинистские режимы), но последствия которого будут глобальными и скажутся на границах и идентичностях, на протяжении полувека определявших политический, экономический и военный миропорядок[17].
Для Фукуямы мир после холодной войны еще сохранял формальный порядок, в котором границы между государствами продолжали существовать, но больше не были способны провоцировать войны и конфликты. Он предсказывал распространение идеи постмодернистского государства, в котором ценности важнее интересов, – надгосударства, воплощенного, как и следовало ожидать, в устройстве Европейского союза. Джовитт рисовал менее радужную картину: нарушенные границы, измененные идентичности, разрастающиеся конфликты и парализующая неопределенность. Он не считал посткоммунистический период эпохой имитации, в которой почти не осталось места драматическим событиям. Напротив, он видел в нем болезненное и опасное время с антиутопическими, мутировавшими и непредсказуемыми режимами. В воображении Фукуямы Европа служила моделью грядущего мирового либерального порядка. Для Джовитта же Старый Свет находился в эпицентре нового мирового беспорядка.
Джовитт соглашался с Фукуямой в том, что универсальной идеологии, способной конкурировать с либеральной демократией, не существовало, но его беспокоил принцип постидеологической политики. Если Фукуяма не считал нужным отвечать на «все вызовы либерализму, исходящие в том числе и от всяких чокнутых мессий», или на странные нелиберальные мысли, которые «приходят в голову жителям Албании или Буркина-Фасо»[18], Джовитт держался другого мнения. Профессор из Беркли предвидел возвращение вытесненных этнических, религиозных и племенных идентичностей. Для него конец истории предвещал век ресентимента. Отсутствие влиятельной универсальной идеологии, способной противостоять либерализму, не столько подводило черту под революциями как таковыми, сколько запускало пересмотр самой идеи универсализма и вестернизированной космополитической элиты, защищавшей эту идею.
Джовитт предсказывал, что в мире, одержимом коммуникацией, но страдающем от экономического, политического и культурного неравенства, нужно быть готовыми к вспышкам гнева и возникновению