тебя много дурных мыслей?
– Тебя увидел, и появились.
– Браво!
– А у тебя есть дурные мысли?
Шатенка глянула на Никиту заинтригованно, с явной хитринкой. Дескать, если у меня и есть дурные мысли, то я тебе об этом не скажу.
– Ты должен подняться ко мне и забрать Дусика.
Почти так она и сделала, не сказала, но понять дала.
– Потому что у тебя нет дурных мыслей, и ему нечего есть, – сказал Никита.
– Я не хочу, чтобы он умер от голода, – подтвердила она.
– Отлично!
Они поднялись на шестой этаж, она ключом открыла дверь. В квартире никого не было. В гостиной за открытой дверью тихо, но звонко тикали часы.
– Дусик! – позвал Никита.
– А в ответ тишина. Не дошел или умирает от голода.
– Если умирает, то одних моих дурных мыслей будет мало. Тебе придется поднапрячься. – Никита пристально смотрел на свою новую подружку, как будто гипнотизировал ее.
– Ну, я попробую, – сказала она и завороженно кивнула.
– Я тебе помогу. – Он потянулся к ней.
Она откликнулась на это немое предложение, подалась к нему, приняла поцелуй, глубокий, напористый, вызывающий самые дурные мысли.
– Слышишь, как чавкает? – спросил Никита, оторвавшись от нее. – У него за одним ухом трещит.
– Почему за одним? – пробормотала она, прижимаясь к нему.
Никита не ответил, запустил руки под блузку, без церемоний расстегнул бюстгальтер, ловко снял и то, и другое. Шатенка недоуменно глянула на него, даже прикрыла руками обнажившуюся грудь. Она удивлялась не столько ему, сколько себе. С ним все ясно, но почему она так быстро сдалась? Но вместе с удивлением к ней пришло и понимание. Девушка опустила руки, подставляясь под удар стихии.
– Теперь у него за обоими ушами трещит, – сказал Никита.
– А в три уха он может? – спросила шатенка и закрыла глаза.
Никита вспомнил свою недавнюю фантазию. Вероника в своей прихожей, он ставит ее в позу… Здесь банкетки не было, но до гостиной рукой подать, а там кресло – широкое, тяжелое, с мягкими полукруглыми подлокотниками. И на колени можно поставить, и на живот положить.
Облегающие джинсы снимались не без труда, шатенка страстно извивалась, помогая Никите. Ему казалось, что она не просто раздевалась, а освобождалась от цепей, которые держали ее душу в плену смирения. Или от пояса целомудрия. А Никита воплощал собой порок, и ни стыда у него, ни совести. Безудержное стремление к победе било через край.
Кресло действительно оказалось тяжелым. Не так-то просто было сдвинуть его с места. Но когда Никита начинал, оно стояло в одном углу, а когда закончил, уже находилось в другом. Ковер смят, одежда разбросана. На полу валялась подушка с дивана. Никита вспомнил, как все было. По пути из одного угла в другой его подружка зацепилась за подушку, потянула ее за собой, но не смогла удержать в ослабевшей руке.
– Ты откуда такой взялся? – А сейчас у нее и вовсе не было сил.
Он сидел на кресле, вытянув ноги, а она покоилась на нем и едва заметно двигала задницей