с Еленой вышли к дороге, вечерело, солнце кралось между деревьями к закату, от леса повеяло прохладой. Анатолий осмотрелся: дорога просёлочная, машин не видно, придётся ждать. Рана на животе почти не беспокоит, ерунда, нож не достал до мышц, зато рука разболелась не на шутку, возможно, попала грязь и началось воспаление.
Руку дёргало, лоб покрылся испариной – верный признак повышения температуры. Вечер надвигался неумолимо, как танк, солнце своим краем показывало из-за горизонта фигу, – одним словом, ночь готовилась вступить в свои законные права. Анатолий прислушался: где-то вдалеке, медленно приближаясь, тарахтел мотор.
Стемнело, звук вырос и усилился, опустившуюся на землю тьму прорезал свет фар. Через несколько секунд Анатолий увидел показавшуюся из-за поворота, виляющую по всей дороге тушу «Кировца». «Нет ничего лучше пьяного колхозника», – подумал он и потерял сознание.
Глава 4
Анатолий проваливался в яму, наполненную горячей жижей, пытался кричать, но не мог, рот сразу же наполнялся грязью, и он терял сознание. Рука распухла и горела, он стонал, приходя в сознание. Елена сидела рядом, меняя мокрое полотенце на лбу, которое через несколько минут всё равно высыхало.
Жар не спадал второй день, местный фельдшер колол Анатолию конечный продукт переработки плесени, именуемый пенициллином, и надеялся на благополучный исход. Семён, тракторист и хозяин избы, сильно переживал за своего постояльца и поэтому чаще прежнего прикладывался к горлышку бутылки, практически не просыхая, за что уже дважды бил бит женой.
Свежий воздух, молоко ли или слабые потуги фельдшера сыграли свою роль, но больному стало лучше. Температура упала до тридцати семи и двух десятых, показывая, что воспалительный процесс ещё есть, однако уже не страшен. Мало-помалу рука приобретала нормальный вид, и пациент мог часами разглядывать дом, сначала изнутри, потом и снаружи, сидя на завалинке.
Дом как дом, обычный деревенский, разваленный колхоз, трезвые временами селяне, – всё как везде. Впрочем, колхозное стадо молочного направления, состоящее из трёхсот голов, по мере своих сил и возможностей, несмотря на противодействие доярок и скотников, пыталось приносить прибыль.
Коровы мычали и телились, прося добавки к своему скудному рациону, но исправно давали молоко в показателях, весьма далёких от рекордных. На этом-то молоке в разных его ипостасях и поправлялся Анатолий.
Лишь только первые лучи солнца яркой вспышкой коснутся его лица, он выпивает крынку парного утренней дойки молока, потом творожок, простокваша, молоко, домашний сыр, опять и снова молоко вечерней дойки.
Анатолию повезло: в обычной глухой деревне, где участковый появлялся раз в полгода по обещанию, его пока не искали. Он поправлялся, ходил с хозяином на рыбалку Семён оказался неплохим человеком, хорошим работником и посредственным пьяницей.
Анатолий с Еленой помогали по хозяйству и по молчаливому обоюдному согласию не торопились двигаться дальше.
Варвара, жена