в свою реальность. В конце концов все было написано черным по белому. Но я отказалась от этого, потому что оно не резонировало с тем, что я ощущала в беседах с лечащим врачом и самой собой. К тому же перспектива краткого будущего никак не гармонировала с моим представлением о золотой тропе. (Год спустя я узнала о том, что тот материал соответствовал действительности несколько лет назад, а теперь устарел и все обстоит не так.)
• Укрепите поддержку. Конечно, дело это сугубо личное. Я решилась на такую широкую публичность, потому что моя болезнь была слишком очевидна для тех, кто меня видел. Я обнаружила, что обнародование посредством электронной почты моих идей, решений и признаний самой себе меня невероятно вдохновляет и придает мне сил. Я по-настоящему чувствовала, что наполняюсь решимостью. Я надеялась на то, что просьба к друзьям и знакомым о поддержке моих четко выраженных намерений создаст приток позитивной энергии, которая будет питать развитие событий по самому вожделенному для меня сценарию, и это приведет к беспроигрышному сценарию. С другой стороны, порой кое-что лучше не разглашать. Для этого может быть много причин. Задумайтесь, почему. Если вы принимаете такое решение из-за того что не хотите беспокоить даже самых близких людей, тогда, наверное, вам стоило бы поразмыслить о том, какой поддержки вы заслуживаете. Если вы решите рассказать о своей болезни только самым близким, поскольку не желаете попасться в ловушку жалости к себе и избыточной заботы… можете поразмышлять и об этом тоже. Я размышляла. Не так давно у меня обнаружили маленькое злокачественное уплотнение в груди. Мне сделали операцию и провели облучение. Тогда я рассказала все только ближайшим родственникам, лучшим друзьям и тем, кто мог снабдить меня необходимой информацией. Я ничего не скрывала, я просто не упоминала о болезни. Я понимала, что очень легко могу оказаться в ловушке наслаждения заботой обо мне как о тяжелобольной.
Глава 7. Мгновения семи дней
Чаще всего химиотерапию назначают амбулаторно и приходится проводить несколько часов в клинике, однако согласно протоколу моего лечения требовалась госпитализация на 96 лечебных часов. Я начала свое вхождение в экстремальную химиотерапию так, словно отправилась в неведомую страну. Все началось с визита к моему гематологу, д-ру Наоми Рахими-Левин, где у меня взяли кровь на анализ и объяснили все, о чем я только могла подумать. Затем я оказалась в палате, о которой потом буду думать как о своем больничном доме. Я стала вести дневник, чтобы фиксировать, замечать и наблюдать. Порой я искала откровений, а порой просто медитировала или визуализировала что-то. Слова и рисунки отражали странствия моих мыслей. Вот несколько избранных дневниковых записей, сделанных в апреле 2007 г.
День первый
До начала химиотерапии в крупную вену на моем бедре установили канюлю – специальное устройство для внутривенного введения лекарственных: препаратов. Врач недооценила сверхчувствительность моего тела и нашла вену не с первой попытки.