а скорее безразличный ко всему происходящему, да и к оппоненту тоже, осанка гордая, но лишь отвечающая телосложению, а не нарочитая – так что придраться не к чему, на провокацию скандала ситуация не тянет.
– Короче, ты хочешь сказать, что среди твоих пациентов было много таких, которые прознав, что мы тебя прижали, придут к тебе на выручку? – опер с вызывающим интересом смотрел на задержанного.
– Не только.
Тут опер не выдержал и встал. Потянулся вальяжно, расправил плечи, хрустнув суставами, и вышел из-за стола. Намереваясь с угрожающим видом приблизиться к Бельскому, больше придерживаясь отработанной за годы тактики, чем неприязнью к конкретному человеку, он немного оторопел, когда Бельский вдруг тоже медленно начал вставать, будто разговор окончен и пора бы размять кости и пойти прогуляться. При этом у него было соответствующее выражение лица – по-прежнему спокойное, несколько отрешенное… Но взгляд его неотрывно фиксировал глаза опера. Выпрямившись во весь свой немалый рост, невольно продемонстрировав косую сажень в плечах и толстую цепь на волосатой груди, Бельский неожиданно вновь произнес совершенно тем же, что и прежде, тоном:
– Не только…
Опер неожиданно для себя вернулся на место и сел. Ему стало немного не по себе, то ли жара так действовала (стоял жаркий июнь), то ли усталость за последние недели: работы прибавилось в связи с новым рейдом по фармакологическим и прочим делам (страховые медицинские фонды в основном достали, мути много, участников – целая сеть по всей стране, ногу сломишь). А тут еще дочь в институт не поступила – денег отвалил, а понту никакого, значит, мало дал. Ну так ведь договаривались! Ни стыда у людей, ни совести, ни страху, блин. Нарываются…
Он вдруг осознал, что забыл на короткое время о Бельском, увлекшись собственными мыслями. А тот по-прежнему молча стоял и смотрел прямо в глаза.
– Ладно, – произнес опер. – Что делать-то с тобой?
– Отпустить и не мучиться.
– Иди, – легко согласился опер, – вызовем еще.
Ему вдруг «поплохело». На языке стало кисло, рот заполнился слюной, на лбу выступил холодный пот. Чуть не теряя сознание, он опустил голову на сложенные на столе руки и выдохнул тяжелое «ох».
– Бельский, блин, видишь, плохо мне, позови там…
– Не надо. – Бельский подошел к оперу, нащупал пульс, постоял секунд 10 держа запястье опера в своих пальцах. Потом налил в стакан из стоящей на холодильнике бутылки минеральной воды и поднес к губам поднявшего голову опера. Тот глотнул и несколько приободрился.
– И что там у меня с пульсом?
– Ерунда, жарко здесь, ночь не спал, волновался много последние дни… А еще… Дам совет, но только без обид, я свое дело знаю…
– Ну, говори.
– Прости обидчиков, не бодайся с ними, дороже выйдет. А деньги они тебе сами вернут, точнее отработают.
– Что? Дочь поступит все-таки? – сам от себя не ожидая такого продолжения диалога, спросил опер.
– Конечно.
– Ладно, идите, Бельский, – опять уронив