задевали многих близких людей, но больше других доставалось именно Мартынову. Надо сказать, что у Мартынова, который был заядлым карточным игроком, к тому времени появилось прозвище «Маркиз де Шулерхоф» – от слова шулер. Шулерство в карточной игре сурово осуждалось в военной среде, и Мартынову не оставалось ничего другого, как выйти в отставку. И хотя он её и получил, но, очевидно, стремился выглядеть лихим джигитом и поэтому продолжал ходить в черкесском костюме, что само по себе было смешно. К тому же Мартынов носил на поясе непомерно длинный кинжал, что давало Лермонтову почву для дополнительных насмешек.
Виктория остановилась, чтобы перевести дух.
Владимир Валерьевич воспользовался паузой, чтобы дополнить её рассказ.
– Наверное, ещё важно заметить, что и Лермонтов, и Мартынов бывали в доме генерала Верзилина, – заметил он. – Как и других молодых людей, их привлекали там три молодые барышни: Эмилия – 26 лет, Аграфена – 19 и Надежда – 15. Поэт ухаживал за старшей сестрой – Эмилией Александровной. И она поначалу была к нему весьма благосклонна, называла его просто – Мишель, они часто вместе прогуливались, но потом вдруг Эмилия отдала предпочтение Мартынову, который внешне был весьма красивым и обаятельным мужчиной. Так что одно это уже сделало их соперниками.
– Правда? – поразилась Виктория. – Я этого не знала.
– Об этом пишет Мартьянов в книге «Дела и люди века», вышедшей в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Книга довольно редкая, так что не всем она известна, – пояснил Владимир Валерьевич. – Тот факт, что мадемуазель Эмилия предпочла Лермонтову красавца Мартынова, – несомненен. Об этом есть компетентное, и я бы даже сказал, беспристрастное свидетельство Чилаева, хозяина дома, который снимали Лермонтов и Столыпин в Пятигорске.
– Наш-то уел экскурсоводшу! – шепнул Васечкину Петров.
Но Васечкин только отмахнулся. Его сейчас не на шутку интересовали все детали этого трагического поединка.
– Я вас прервал, извините. Продолжайте, пожалуйста, – деликатно произнёс Владимир Валерьевич.
– То, что вы сказали, многое проясняет, – слегка покраснев, ответила Виктория. – Так вот, друзья, как пишет секундант Лермонтова князь Александр Васильчиков, как-то на вечере у генеральши Верзилиной поэт в присутствии дам отпустил новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым, с которым, повторяю, они раньше были друзьями. Что именно он сказал, толком никто не расслышал. Эмилия Александровна Верзилина рассказывала, что Лермонтов называл Мартынова «горец длинный кинжал», и тому это очень не нравилось. После, выходя из дома на улицу, князь Васильчиков увидел, как Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов таким же спокойным тоном ответил: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».
При этих словах Петров и Васечкин обменялись многозначительными взглядами.
Обоих всерьёз волновали эти драматические