Алексеевича вышел. Что ему райские песнопения! У него каждый поцелуй земным жаром пышет. Это тебе не постная триодь!
– С тобой, Евгеньюшка, всю жизнь переверну, в том суть!..
А счастье-то в чем? Задумается Евгения Андреевна, а муж, глядь, опять по делам отъехал, только горят на губах прощальные поцелуи; и опять в доме тишина.
А дни бегут и бегут с жизнью наперегонки. Года не прошло – поставили в боковых покоях, отведенных молодым, детскую колыбель. На колыбели – голубые банты, в колыбели – первенец-сын: я, мол, ваше счастье!
Глава третья
В любимых креслах не то задремала, не то задумалась Фекла Александровна, а за дверью опять стук.
– Входи, кто там?
На пороге склонился в низком поклоне домашний фельдшер Захар.
– Барыня Евгения Андреевна просят к ним пожаловать!
– Что с младенцем?
– Пока, слава богу, ничего…
– Не полегчало?
– Нельзя сказать, чтобы полегчало… Известно, недужит!
– Хуже не стало?
Захар ступил шаг вперед и заговорил шопотом:
– Правду сказать, матушка-барыня, хуже быть не может…
– Господи милостивый, что за хворь такая?
– Кто ее ведает! Дите по малолетству не скажет, а без него как узнаешь? Я так думаю, матушка Фекла Александровна, не жилец на белом свете Алексей Иваныч…
– Нe бреши на младенца! Родители сберечь не сумели… А ты что стоишь? Ступай!
Захар засеменил в людскую, подальше от барских глаз. Ладно бы ему мужиков лечить. А тут на, попробуй, полечи барское дите. Еще спасибо, молодая барыня не допустила.
Беда пришла с утра. С утра дежурили в Ельне на квартире у лекаря новоспасские люди. Другие искали его по всему уезду. Пропал окаянный немец, как иголка в сене, провалился.
Фекла Александровна пошла в спальню к молодым.
Евгения Андреевна неподвижно сидела над колыбелью первенца, уйдя в глубокую думу: еще утром Алешенька за палец ее хватал, да как крепко; еще днем полным голосом плакал, а теперь совсем затих. Неужто не защитит сына материнская любовь?
По другую сторону пышной колыбели приклонилась нянька Карповна. Она все молитвы перечла, спрыснула младенца с уголька святою водою, – чем еще поможешь?
А новоспасские гонцы так и не разыскали медикуса немца. И Захара-фельдшера в барские покои больше не звали. В ту же ночь преставился болярин Алексей.
Когда утром Иван Николаевич вернулся из отлучки по уезду, он, едва выйдя из саней, понял по суете: случилось недоброе.
До тех пор молодая барыня была в окаменении: ни слезинки не проронила. Теперь слезы хлынули ручьем.
Фекла Александровна, муж и Карповна не спускали с нее глаз.
Фекла Александровна невестке ничего не сказала, пощадила. А сына призвала к себе:
– Доверила вам внука, понадеялась… Не уберегли наследника. С кого теперь спрашивать буду?
«Только бы Евгению не корила!» – думал Иван Николаевич.
В те дни он был безотлучно при жене. Выведет ее по заснеженному лугу к Десне. Может,