Нормальный такой Сизый. Такой же, как и до песни. По руке Простокваше дал, когда та за последним куском сервелата потянулась.
Даня не стал засиживаться. Почувствовал, что пьянеет. А Сизый не пьянеет. Расстояние между ними, и без того большое, еще больше увеличивалось. До опасного.
Засобирался Даня. На посошок выпил. На посошок еще разок свой «На посошок» Сизому на бис провыл-прогорланил. Тот уже больше не менялся внешне. Да и внутренне, похоже, тоже. Прищурился только, да запокивывал в такт уже знакомой песенке.
Уходит Борисыч из гаража.
Заходит Борисыч в пустующую нынче реанимационную палату.
Тоня – за столом. Читает. Не поздно еще. Домой не идет. Время высиживает. Пунктуальная девушка. И аккуратная. И сдержанная.
Дане не в первый раз захотелось нарушить Тонино, сохраняемое ею с напряжением (как ему казалось), равновесие. Закружить ее. Волосы взлохматить. По попке шлепнуть.
Не закружил. Не взлохматил. Не шлепнул.
Сидит она на стуле. Как тут шлепнешь.
Заходит со спины. Целомудренно за плечики приобнимает. В книжку ее заглядывает:
– Че, Тонь, читаешь?
– «Плаха» Айтматова. Ключ от сейфа у меня. Я его вам больше не дам.
– «А «бля» была для него, что вдох, что выдох». Так там, вроде, Тонь, а?
– А вы, что, читали? – Удивление ее было искренним.
– М-гм. Теперь еще больше читать буду. Ключа-то ты мне не даешь, – хотел пошутить, но интонация получилась строгая. Повернулся. Выходит из палаты.
– Данила Борисович, – не «Борисыч», а «Борисович», и тоже без мягкости, строговато, – Вы не обижайтесь. Я… Я просто очень хочу с вами работать. Я не хочу работать с другим анестезиологом.
Данила останавливается. Поворачивается. Смотрит в Тонины глаза. Она смотрит в его глаза. Взгляды их теряются, как два, поставленных друг против друга, зеркала.
Возвращается Данила. Снова Данила встает за спиной Тони. Снова Данила приобнимает Тоню за плечи. Но – уже по-другому. Тоня, скрестив руки, кладет свои ладони поверх Даниных. Прижимает их к своим плечам. Данила наклоняется. Касается. Губами макушки. После этого Даня не отстраняется от Тони. Не выходит из палаты. И Тоня не говорит тихонько: «Не надо, Данила Борисыч, не надо…».
Ничего этого не происходит. И Даня с Тоней делают то, что им сейчас хочется.
Первый поцелуй оказался не поцелуем. Потом для него Данила находил много сравнений. Но удачного и верного не было ни одного.
Второго поцелуя не последовало.
Тоня уткнулась в грудь Дани. Пропела оттуда: «От тебя та-а-ак па-а-ахнет!»
Подняла голову. Засмеялась. Взяла Борисыча за уши. Потрепала.
Потом раскрылась. Потом закрылась. Замкнула руки крепко-крепко. Уже вместе с Даней. Протянула звонкую согласную. То ли «м», то ли «н».
Дверь в палату стала приоткрываться сразу же после короткого стука, со словами: «Извините, у вас постовой сестры нет? Сенькину там плохо».
– Кто у них там сегодня дежурит? – Голос у Данилы спокойный, без заикания. Реаниматолог все