плохо, везде не успевал, служил мишенью для насмешек. Отсюда и его стремление всего избегать: работы, зарядки, занятий по физподготовке, политподготовке и любых других – он нигде не блистал. И все же один талант у него имелся, талант довольно редкий и в его положении просто необходимый. Он не испытывал от своей никчемности никакого внутреннего дискомфорта, никакого чувства стыда и на все недоброжелательные высказывания в свой адрес, тихо про себя «плевал». Вот бы такой «талант» какому-нибудь неуверенному в себе гению – горы свернет.
– Что ему нужно, земляку твоему? – Ратникову не хотелось больше задерживаться, и он не прочь был избежать этого разговора.
– Письмо ему какое-то из дома пришло, вот он и хочет к вам подойти, и попросил меня посодействовать.
– А зачем просил-то, сам что ли подойти не может в нормальное время, а не на ночь глядя? – подполковник спрашивал уже с долей раздражения. – Ты-то знаешь, в чем там дело?
– В общих чертах, да.
– Ну, так в чем?
– Пусть сам скажет, это его семейное, – Рябинин явно не собирался становиться чем-то вроде душеприказчика Фомичева.
Ратников не просто не любил хлюпиков, он их опасался больше чем отъявленных нарушителей дисциплины. Хлюпик – это ходячее ЧП, источник постоянной опасности. Такие чаще других оказываются биты, хуже работают, служат, а если ко всему и нервы не в порядке, имеют обыкновение вскрывать себе вены, вешаться, заниматься членовредительством, убегать из части… Хлюпики в армии, как никто другой, приносят массу хлопот и неприятностей. Причем страдают от них не только командиры, но, в не меньшей степени и сослуживцы, которые берут на себя часть их обязанностей, которых посылают вместо них на самые тяжелые, а в боевой обстановке и опасные задания. Количество «слабаков» в последние годы тоже резко возросло. Если лет десять назад таких в дивизионе набиралось от силы два-три человека, то сейчас Ратников к этой категории относил аж шесть человек и приглядывался еще к двум «кандидатам». Он постоянно, по мере сил держал их в поле зрения и того же требовал от их непосредственных начальников. Пока что успех такого «слежения» был налицо – ратниковские хлюпики в основном избегали побоев и вроде бы не собирались пока прощаться с жизнью или бежать до дому. Этим они выгодно отличались от своих «коллег» с других «точек», регулярно «дававших на гора» подобные ЧП.
– Ладно, позови его.
Ратников нехотя снова опустился на свой стул. Фомичев (невысокий, тщедушный, грязный) буквально скользнул в дверь тихим мышонком.
– Что там у тебя стряслось? – подполковник смотрел неприязненно-вопросительно.
– Я… товарищ подполковник, письмо от матери получил.
– Ну, и? – У Ратникова возникло подозрение, что разговор пойдет о здоровье матери Фомичева.
– Понимаете… – Фомичев замолчал, будто чего-то застеснялся, хотя это чувство ему тоже было вряд ли ведомо.
– Ну, не тяни резину, и тебе и мне спать уже пора, – подогнал Ратников.
Покраснев, как от натуги Фомичев,