что ищу в верном месте. Ведь именно у меня было предчувствие.
Но мне, если честно, не по себе от мысли о том, на что все время намекает полиция. Итак, шаг номер два. Если мы поймем, как именно исчез мой брат, то тогда, наверное, сумеем вернуть его?
Я в северо-западной части лесопарка. До сих пор я не снимал здесь показания. Только опять ничего не успеваю. Приходится отключить приборы, потому что начинают появляться люди. Их телефоны собьют сигнал. А некоторые еще и с переносными радиостанциями. Я свой телефон всегда оставляю в машине. По-хорошему, приезжать сюда надо ночью, когда вокруг никого и можно остаться один на один с темнотой и историями.
С другой стороны, тогда я останусь один на один с историями и темнотой. Да, я трус.
Вытаскиваю карту, отмечаю, насколько продвинулся, записываю показания приборов и возвращаюсь к машине. Парк длиной в четыре мили тянется на три района, по нему пролегает граница между городскими и школьными округами. Останавливаюсь. Здесь деревья заканчиваются и начинается поле, огороженное деревянным забором, за которым стоит сарай. И дом.
Дом Джонсов. Мне становится не по себе. Я знаю о доме Джонсов – все о нем знают. Потому что Саттон ходил в одну школу с девчонкой, которой удалось выжить, потому что он сделал себя частью истории, потому что зимой в бейсбольном лагере охотно делился подробностями со всеми желающими. Потому что газетные заголовки кричали об этом несколько недель кряду – совсем как когда исчез Лайам два года назад. На глазах у людей случилась трагедия, и они наблюдали за ней, раскрыв рты, и не могли оторваться. Да и я не был исключением.
В том доме не произошло ничего сверхъестественного. Но в голову все время лезли слова экстрасенши об энергиях. Ведь там наверняка остался энергетический след. Хорошо бы снять его для сравнения. И навязчивая мысль «Хуже ведь не будет?» не отпускает меня.
Я пересекаю поле, перелезаю через забор – поздно отказываться от задуманного. Дом пустует, перед входом установлена табличка «ПРОДАЕТСЯ». Измеритель электромагнитного поля я достаю заранее, чтобы снять базовые показания. Затем поднимаюсь на крыльцо, прижимаюсь лбом к стеклу и пытаюсь рассмотреть, что внутри.
Шторы раздернуты, я вижу диван, лампу, картины. Что-то не так. Всматриваюсь еще раз, внимательнее. Картины перекошены, несколько валяется на полу. С домом что-то не так. По спине пробегает холодок.
Собираюсь с духом, успокаиваюсь, прикладываю прибор к стене, облицованной камнем, и вдруг слышу… Шаги. Легкие, быстрые, еле уловимые. Не могу выдохнуть от страха. Из-за угла появляется силуэт. Я далеко не сразу понимаю, что это не призрак, а девчонка. Длинные бледные ноги, темные спутанные волосы, спина, согнувшаяся над рулем велосипеда.
«Девочка», – писали в газетах. И Саттон о ней рассказывал. Я провожаю ее взглядом. Меня она не заметила.
Машина разносчика пиццы отъезжает, как раз когда я выруливаю к своему дому. И снова передо мной еженедельная дилемма: взять кусок пиццы и погрузиться