го повествования вымышлены лишь отчасти, и реально существовавшие некогда Владимир Гаврилович Филиппов или Дмитрий Григорьевич Богров вступают в отношения с Александром Павловичем Свиридовым или Евгением Никитичем Померанцевым, кои являются совершенной выдумкой автора (но, несомненно, могли и жить на самом деле). Да и кто может с полной уверенностью ныне утверждать, какими они были в действительности, все эти спиридовичи, кулябки и прочие фон коттены?
Так что не судите уж слишком пристрастно, не ищите отгадок и откровений, простите за вольности в обращении с фактами и примите описанное и вымышленное как то, что могло быть. А может, так оно всё и было?
ИНТРО.
ВЕНА. Отмечается целый ряд признаков перемены погоды, в том числе некоторое, хотя и незначительное, понижение температуры, понижение барометрического давления и др. Но в виду сильных воздушных течений с Азорских островов нельзя рассчитывать все-таки на сильное уменьшение жары.
По всей Европе установилась жаркая погода, за исключением Норвегии, где, как сообщают, идут дожди.
Из Парижа сообщают, что за последние 154 года ни разу не было такой жары в середине Августа, как теперь – 37,07 в тени; такая температура является как бы рекордом жары за полтора столетия. Центральное метеорологическое бюро сообщает о понижении барометрического давления и можно ожидать бурю с дождем.
Газета «Московская жизнь», август 1911 года.
***
Жара в августе стояла просто невыносимая, невероятно дикая для Петербурга. Казалось, что даже воздух стал каким-то вязким, липким и тягучим. В нём застревали редкие прохожие, жавшиеся к домам в поисках тени, и даже полуденный выстрел крепостной пушки с трудом перелетал Неву. Прошедший ночью сильный ливень не остудил раскалённую столицу, а лишь превратил канавы и ямы в маслянистые лужи.
Улицы были почти пусты, и тем удивительнее был одинокий молодой человек, бредущий по солнечной стороне Невского в сторону Екатерининского сада. Во-первых, странной выглядела его торопливость и даже какая-то взвинченность, выделявшая его среди немногочисленных и вялых послеобеденных прогуливающихся. Во-вторых, явно бросался в лицо беспорядок в одежде и отсутствие какого бы то ни было головного убора, странного если уж не из соображений приличий, то хотя бы из-за сошедшего с ума солнца.
Необычный прохожий поравнялся с воротами сквера, невидящим взглядом уставился на памятник великой Императрице и, будто пробудившись, почти бегом кинулся в сторону Аничкова моста. А дальше случилась уж вовсе дичайшая история: сравнявшись с ползущим вверх по Невскому трамваем, молодой человек в совершенном молчании (что только усиливало ощущение жуткости и нереальности происходящего) бросился на рельсы, прямо под колёса вагону с ошеломлёнными пассажирами.
***
ГЛАВА 1.
Кр. П. П. Евдокимову показалось, что его жена кокетничала в гостях с мужчинами. Возвращаясь домой, Евдокимов на Шлюзовой набережной вспомнил об этом и стал упрекать жену. Та стала плакать и отрицать. Евдокимов не поверил и в порыве ревности нанес ей несколько ран ножом. Собравшимся на крик он сказал: «Вяжите меня. Хотел убить жену потому, что очень ее люблю и не могу допустить, чтобы она смеялась с другими». Евдокимову со слабыми признаками жизни отправили в больницу.
Газета «Копейка», август 1911 года.
***
– Александр Павлович, голубчик, давайте уж пешком прогуляемся перед обедом. Хоть и жарит как в адовом котле, но какое-никакое разнообразие. Заодно и в «Астории» посвободнее будет. – начальник сыскной полиции Петербурга Владимир Гаврилович Филиппов умоляюще посмотрел на своего помощника. Тот молча кивнул, и они не спеша двинулись в сторону Собора, стараясь держаться в тени зданий.
А день у Владимира Гавриловича не заладился с самого утра. Сначала супруга его, Вера Константиновна, женщина весьма воспитанная и нрава довольно кроткого, обругала прислугу за остывший кофе. Само по себе это было событие незаурядное, а уж то, что она и наедине от объяснений отказалась, вовсе было чем-то невообразимым. В состоянии довольно сильного раздражения Владимир Гаврилович забыл о яме перед самым крыльцом и плюхнул в неё уверенно правой ногой, угодив прямиком в набравшуюся после ночного дождя лужу. В результате в ботинке противно хлюпало, но возвращаться домой дабы переобуться, рискуя столкнуться с супругой, решительно не хотелось. Поэтому, проведя в дискомфорте всю дорогу от дома до Екатерининского канала1, в здание Казанской части Филиппов прибыл в мрачном расположении духа, не ожидая от предстоящего дня ничего хорошего.
Выслушав доклад дежурного (за ночь три грабежа и одно убийство не опознанной пока девицы, убийца задержан тут же, так как спал пьяным на месте преступления), Владимир Гаврилович загрустил ещё больше. Вроде бы и повода не было – в городе всё благополучно, есть чем гордится, но очень уж скучала неспокойная деятельная натура полицейского начальника. После ареста полоумного Радкевича2 никаких интересных уголовных событий