в деревне. Другого общества для меня не существовало. Николая с Валерой я относил, скорее, к представителям творческой интеллигенции, волею судеб брошенным на гаражи. Ну, не могу я избавиться от образов «Юрия Никулина» и «Петрушки». Давно пора, но никак не получается. Как только их вижу – час нужен, чтобы вернуть разыгравшееся воображение в реальность…
– Добрый вечер, молодой человек! – детский голосок неожиданно прервал мои блуждания по закоулкам разума.
– Добрый… я кому-то помешал? – машинально ответил я в сторону раздавшихся звуков.
Двор, в котором я так безмятежно расположился, освещался слабо и три фигуры, выплывшие к лавочке из сумрака откуда-то сбоку, идентифицировались мною неуверенно. Я немножко размяк от продолжительного сидения и беспрерывного прикладывания к баклажке, но моментально переключился на анализ своего положения в сложившейся ситуации. Всю свою стеклянную тару я благополучно оставлял в попадавшихся по пути урнам, и сделать «розочку» мне было не из чего. Возможно, хорошо, что такой вариант исключался, но развитие событий мог быть разным и нужно предусмотреть все варианты. Как же я потом благодарил судьбу, свою аккуратность и несклонность к сдаче стеклотары, что был лишён возможности протестировать самый неблагоприятный! Наломал бы дров на пустом месте и все мои мысленные заготовки о «плавном вливании в рабочий коллектив» оказались бы преждевременными.
– Мы – добровольная дружина нашего района. Следим за общественным порядком. Назовите улицу, на которой находитесь? – оголец не унимался и явно чего-то от меня хотел, но своим вопросом поставил меня в такой тупик, что я только раскрыл рот от удивления. Не ожидал я столь вычурной просьбы…
– А-а-а… – пока я тянул этот звук, несколько секунд с интересом разглядывал «дружинников» – самозванцев.
Это были самые обыкновенные ребята, младше меня, возможно, ещё школьники, в которых взыграла гражданская ответственность и они решили самостоятельно организоваться в такую вот дружину и дозором обходить свой двор, дабы выявлять правонарушителей и просто сомнительных личностей, вроде меня. Дело полезное, благородное и заслуживает всяческого содействия. Но об этом я узнал несколько позже, а пока пытался наладить хотя бы зрительный контакт со стоящими в полумраке пришельцами.
Они стояли сбоку, и для беседы мне нужно было развернуться в пол-оборота и принять позу одухотворённого литератора, обдумывающего на природе новый роман. Правую руку я положил на спинку лавочки, одну ногу закинул на другую, свои прореженные кудри творческим взмахом откинул на макушку и подбородок запрокинул вверх по направлению к «благодарным почитателям моего таланта». Без твёрдой уверенности, что он не вызовет желание испытать его на прочность. Почувствовал, что тот самый кураж, который появляется в такие минуты, постепенно начал захватывать и меня.