Совета, сквозь распахнутые окна ветер приносил торжественные звуки музыки и радостный гомон голосов. Но они не мешали разговору. Легкие полупрозрачные занавеси на окнах колыхались под порывами ветра, взлетая к потолку, подобно испуганным птицам.
– Как себя чувствуешь? – Глаза Громова из задумчивых сделались внимательными. – Голова еще болит?
– Теперь уже нет. Месяц назад еще побаливала немного, а теперь нет. Правда, врачи предупредили, чтобы никаких чрезмерных нагрузок на мозг не было.
Громов согласно кивнул.
– Соскучился по работе? Если честно?
– Если честно? – Я посмотрел на него, улыбнулся. – Очень! Посмотрел бы я на вас в моем положении! Все эти восстановительные процедуры, прогулки, усиленное питание витаминами… Надоело все ужасно!
– Ну, это ты брось! – воскликнул Громов. – Лечиться тебе было необходимо. Если бы ты только видел, каким тебя подобрали патрульные «Купола»! На тебе живого места не было! Спасибо нашим врачам-волшебникам, буквально по частям тебя собрали. Если бы ты тогда не надел скафандр, не продержаться бы тебе восьми часов в открытом космосе. Да еще пластиплоть помогла лицо сохранить, а то бы не узнала тебя твоя Татьяна!
– Но теперь-то я здоров! – нетерпеливо воскликнул я, передергивая плечами. Согнул и разогнул руки, напрягая мускулы. – Здоров полностью!
– Здоров? – Громов придирчиво изучал мое лицо. Вдруг спросил: – А твоя жена?
– Что жена? – не понял я.
– Я к тому, что, может быть, появились причины, заставившие тебя изменить свое прежнее мнение? – пояснил Громов, прищурившись.
– Нет. У нас с ней все решено, – твердо сказал я. – Давно решено.
Помедлив, Громов улыбнулся:
– Ну, вот и хорошо! Правильно решили. Знаешь, замечательная у тебя жена! Просто умница!
– Вы же ее совсем не знаете, – удивился я.
– Зато я знаю тебя, Влад. У такого парня не может быть плохой жены.
– Иван Вениаминович, вы меня, как ребенка, хвалите. Мне даже неловко, правда.
– Все вы для меня, как дети. Вот и много вас, и разные вы все, а для меня точно сыновья и дочери родные. Раз уж не получилось у меня подарить обществу своих собственных детей, так хотя бы вас я старался сделать такими, чтобы Трудовое Братство гордилось всеми вами…
Я молча слушал его. У Громова действительно никого не было, кроме нас, – ни жены, ни детей, ни родственников. Хотя одиноким он себя никогда не чувствовал. На Земле невозможно быть одиноким – всюду тебя окружают чуткие и заботливые люди, готовые в любую минуту прийти на помощь, подбодрить в печали, укрепить мудрым советом, разделить с тобой твою радость.
– Да ты меня совсем не слушаешь, – сказал Громов. – И действительно, что это я в воспоминания ударился? Вызвал тебя по делу, а сам меланхолию развел.
Мне стало стыдно, что, задумавшись, я прослушал его последние слова. Но он,