хранит! Ну дает! Сколько же он их натырил!?
Коробейников под плащ-палаткой посветил зажигалкой на часы. Дурак! Забыл про алиби! Забыл зарегистрироваться на шестом посту у Ефимычева. Коробейников втоптал в грязь газовую зажигалку…
Насвистывая, Коробейников притащился на шестой пост без двадцати три.
– Стой кто идет! – шутливо вякнул Ефимычев, до корки соблюдая инструкцию.
– Да пошел ты, Фима! – огрызнулся Коробейников. – Зажигалку потерял…
– Гони сигарету , а то не пущу под грибок.
Ох, как же тяжко было мусолить байки про баб с этим занудой Ефимычевым – целых тридцать пять минут. Но чего не сделаешь ради косыря, да еще в валюте.
Под своим грибком номер четыре Коробейников нашел бутылку Столичной и ломоть любительской колбасы.
– Пронесло, – прошептал Коробейников и немедленно сорвал с бутылки алюминиевую шляпку.
Пить он начал сразу. Из горла. Водка катилась в нутро как божья роса. Ни запаха, ни крепости Коробейников не ощущал. Обычно стакана было достаточно, чтобы основательно захорошеть… А тут! Мать твою! Он выдул полкило водяры и хоть бы х-й! Колбасу, знать, поваляли в грязи, на зубах скрипел песок, но Коробейников яростно вгрызался в батон, словно голодал дня три…
Через сутки, еще не сыграли в казарме подъем, а рядовых Коробейникова и Ефимычева выдернули в особый отдел на дознание. И началось! Начальства наехало! Контрразведка и прокуратура стали на уши! Обоих солдат, порознь прессовали на допросах по два раза в сутки.
Кошмарная неделя, казалось, никогда не кончится. Караульная рота гудела как закипающий котел. Казарма не верила в виновность своих товарищей. Ефимычев так воще обрел славу мученика. Он был настолько честен, что не боялся качать солдатские права даже перед рыжим старшиной Кротовым. А Кротов был – зверь. Этот держиморда даже старослужащему сержанту мог на за что врезать по сопатке. Солдаты катили бочку на офицеров. Солдаты глаголили, что офицерье роты решило на рядовых отыграться за свою нерадивость по службе. Считалось однозначным, что месяц, а то и больше, об увольнительных Ефимычев и Коробейников могли и не мечтать.
Однако, казарма ошиблась. На восьмой день, в субботу, Ефимычева и Коробейникова не только не потащили на допрос, но отделенный Кротов обоих провинившихся включил в список группы солдат, получивших увольнение в город. Для группы даже были приобретены билеты в заезжий зооцирк.
Коробейников был так измучен страхом, казалось, неминуемого разоблачения, что решил никуда не дергаться, отоспаться. Ну, может быть, смотаться на часок в поселок, к ветеринарше. Если появится четкое желание трахнуться. Понятно, лучший способ справиться со страхом – надраться до потери пульса, но в его положении подследственного это было безумием.
Такая апатия скрутила Коробейникова – хоть вой. Может быть, он догуливает на свободе последний выходной. И завыл бы солдат от полной неизвестности завтрашнего дня, если бы было где уединиться. Как ни прятал голову