Мэнди, проспавший обоз, весь гнев излил на петуха: «Без петушиного крика рассвет не наступает, петух криком вызвал рассвет». А другой герой, Мокыт, когда жене настало время рожать, отправляет повитуху от порога обратно: «И в тот раз из-за тебя родилась дочь. Мне нужен мальчик, пусть другая повитуха придёт».
Алогизм может возникнуть и через аналогичное мышление[38] героев шутки. Скажем, у одного человека в пути устала лошадь. Он и бьёт её, и уговаривает – лошадь ни с места. Тогда, рассердясь, человек думает наказать лошадь. Исходя из того, что ему самому пешком идти трудно, он распрягает лошадь, привязывает за уздечку к задку телеги, сам впрягается в тележку: «Попробуй-ка, лошадка, теперь пошагай пешком, узнаешь, каково!»
Иногда алогизм возникает благодаря сокращению части эпизода, раскрывающей причины и следствия в поступках героя. «Укороченный» ответ (или поступок) не подходит к поставленному вопросу, воспринимается как несоответствующий. Когда некто явился в больницу, жалуясь на боль в животе, врач, невзирая на его охи, начал ему капать в глаз лекарство… Безграмотный человек просит другого человека написать для него письмо. Тот отговаривается: «Не могу написать, что-то ноги в последнее время приболели». Анализируя последний пример, Ф. Хатипов пишет: «Этот ответ ставит перед слушателем и читателем загадку. Какое имеет отношение к писанию письма болезнь ног? Ведь пишут не ногой, а рукой. Где же тут логика? Но только поначалу всё кажется нелогичным. Потому что выпало посредническое звено – объяснение. Если восстановим его, появится логика мысли.
«…Этот человек удивился:
– При чём тут ноги? Ты, чать, не ногой будешь писать.
Тот человек сказал:
– В том-то и закавыка: письмо, которое я напишу, никто, кроме меня, не сумеет прочитать. А у меня болят ноги, чтобы идти по адресу».
Таким образом, понятие в двух плоскостях (писание письма и болезнь ног) вошло в одну связь, в результате чего возникла шутка»[39].
Можно к этому интересному наблюдению Ф. Хатипова добавить: чтобы с помощью указанного примера создать шутку, нужно, чтобы у её героя был какой-то изъян, какое-то несоответствующее норме качество. Но вначале в произведении нет на это намёка, слушатель думает, будто речь идёт о нормальных людях. Скажем, мы не знаем заранее, что у человека, к которому обратились за помощью, скверный почерк, который он сам только и различит. Человек, явившийся к врачу с жалобой на боль в животе, оказывается, ел заплесневелый хлеб. Следовательно, он «слепой» (в значении скупой, неразборчивый). Врач, капая ему лекарство в глаз, тем самым намекает на этот его недостаток.
Как многократно указывали исследователи теории комического, «стремление чего-либо выдать себя не за то, что он есть на самом деле, создаёт возможность для возникновения смеха»[40]. Такой приём возбуждения смеха широко используется и в татарских мэзэках. Их герои (разумеется, отрицательные) стараются показать себя или храбрыми, или знающими, или правдивыми, или обладающими другими привлекательными качествами.