от них надвигающуюся бурю, причем ради спасения своего они не брезговали никакими средствами.
Первым добровольным радетелем еврейских интересов явился Борщевский, сотрудник «Киевской мысли». Придя к судебному следователю 22 марта, он заявил, что Приходько, помещавшая публикацию о пропаже сына, вела себя в конторе газеты весьма странно: улыбалась, шутила и вовсе не казалась огорченной. Это заявление Борщевского было вскоре опровергнуто рядом свидетелей, показавших обратное. Тем не менее начальник Киевского сыскного отделения Мищук арестовал мужа и жену Приходько и произвел на их квартире обыск. Обыск ничего не дал. Приходьки через неделю были освобождены.
В мае месяце к следователю добровольно явился второй сотрудник «Киевской мысли» Ордынский и, ссылаясь на ряд свидетелей, главным образом на некую прачку Ольгу Симоненкову, рассказал, что в день убийства видели на днепровской набережной обоих Приходько с каким-то тяжелым мешком. Указанные Ордынским лица были допрошены, и прачка Симоненкова передала, что слышала от людей на базаре, будто Приходько нанимали извозчика, грузили на него тяжелый мешок и перевезли свою тяжесть из слободки в город. По тем же темным слухам, народная молва обвиняла обоих Приходько в убийстве Ющинского с целью воспользоваться двумя тысячами рублей, положенными якобы на его имя его отцом Чирковым, жившим в незаконном браке с Ал. Приходько, носившей в ту пору фамилию Ющинской. Чирков несколько лет уже как бросил Приходько и своего незаконного сына. Все эти слухи были проверены, и таинственная посадка с мешком никем не была доказана, равно как и денег, якобы положенных на имя Андрея, не оказалось.
К этим опровергнутым версиям вскоре присоединилась еще новая. Заговорили о том, что Ющинский стал жертвой Чеберяковой (матери его приятеля Жени), личности крайне темной, постоянно общавшейся с профессиональными ворами и мошенниками. Эта теплая компания будто бы и убила Андрея с целью устранить опасного свидетеля их преступной деятельности. Вскоре и эта версия была изменена, по крайней мере, мотивы, якобы побудившие Чеберякову с ворами убить Ющинского, выставлялись иными, а именно: инсценировать ритуальное убийство, вызвать этим еврейский погром и, воспользовавшись паникой, пограбить.
Но на этом не кончилось, и бывший еврей Брейтман, издатель «Последних новостей», указал на цыган, которым кровь Ющинского будто бы понадобилась вследствие существующего у них, по его словам, поверья в целебном свойстве крови.
Если еврейство и порождало все новые и новые версии, отводящие следствие от мысли о ритуале, то черно-сотенно настроенная киевская молодежь, желающая верить в наличие в этом деле ритуала, в свою очередь, делала все, чтобы направить следствие по желаемому для нее пути.
Мищук, с места в карьер попавший в обработку сотрудников «Киевской мысли», принялся действовать по их указке: он арестовывал и явно неповинных Приходько и с жаром ухватился за версию об убийстве ворами