туман проглянуло солнце. В его лучах на скале появились две неправдоподобно большие человеческие тени – такие можно увидеть в кинотеатрах, когда запоздавшие зрители в свете проектора пробираются к своим местам.
Дроздов нервно сглотнул и снова припал к окулярам. В душе он молил только об одном, чтобы эти тени не оказались игрой его воображения. Рука лихорадочно завращала колесико регулировки – в линзах мелькнула сосна с обломленной макушкой, затем темный валун перед спуском к кошаре, а рядом с ним – две человеческие фигуры, отчетливо проступившие в редеющем тумане. Вели себя эти двое крайне осторожно, долго и внимательно разглядывали кошару и, не заметив ничего подозрительного, страхуя друг друга, уступом начали спускаться к ней. Перед выходом на поляну тот, что нес на плече ручной пулемет, остался в кустах, а коренастый сержант – теперь уже можно было разглядеть и знаки отличия, – озираясь по сторонам, короткими перебежками пробрался к пастушьей хижине и скрылся внутри. Прошло несколько минут, и он, радостно потрясая автоматом, появился на пороге. Второй спустился к нему, сбросил с плеч рюкзак, оставил пулемет и налегке отправился обратно.
Едва он скрылся из виду, как Санников, отложив в сторону автомат, вынул из голенища сапога нож и загоревшимися глазами посмотрел на Дроздова, но тот отрицательно покачал головой. Ему в первую очередь нужен был Загоруйко, потому что на нем сходились все нити операции. Возможно, у главаря диверсантов имелись выходы на агентуру Абвера, осевшую на освобожденных от немцев и румын хуторах да и в самом Туапсе. Поэтому он терпеливо дожидался его появления, продолжая следить за сержантом-диверсантом.
Тем временем погода над долиной быстро налаживалась, туман рассеялся, и разведчики, оживившись, принялись высматривать остальных диверсантов. Яркий солнечный блик, на секунду вспыхнувший в кустах на краю поляны, не остался не замеченным Дроздовым. Он вскинул бинокль и навел на то место, где еще продолжали качаться ветки. В окулярах появились две фигуры: одна – уже знакомая, пулеметчика, и вторая – высокого, судя по кубарям в петлицах, старшего лейтенанта.
«Рост выше среднего. Телосложение крепкое. Лицо овальное. Нос? Нос точно его – прямой с горбинкой. Волосы русые. Пробор? Должен быть с правой стороны. Вот зараза! Пилотка закрывает. – Дроздов мысленно повторял приметы Загоруйко. – Ладно, сначала тебя возьмем, а потом будем разбираться. Пока ясно одно, что вы от фрицев, свои так у себя не ходят», – заключил он и повел биноклем выше по склону.
– Товарищ капитан, смотрите, за черным валуном еще четверо гадов окопалось! – затормошил Дроздова за руку Санников. – Всего семь, как в ориентировке. Все сходится! Это диверсанты!
– Вижу, Сан! Похоже, это действительно Загоруйко! – согласился Дроздов.
– Тогда чего тянуть резину, Петрович? Берем их, пока тепленькие! – торопил Санников.
– Не гони, разведчик, под ветер, подождем, когда соберутся в кошаре, вот тогда всех скопом и накроем.
– Понял,