что слегка пугала родителей. К примеру, сейчас «Пурумкаешь?» приблизительно означало: «Размышляешь? Озабочена? Растеряна?»
Максим неточными движениями вытащил из плеера диск, сунул его в коробку и проговорил:
– Зачем ты копалась в простынях?
– В простынях? – Ветка непонимающе уставилась на него, собрала розовые губы в звездочку. – А-а… Поняла! Пурум! Я просто хотела построить «домик» из подушек, и мне понужнались… стали нужны занавески. Вот.
Долгов осторожно отлепил дочку от Маринки, подхватил на руки и крепко прижал к себе. Поводил носом по ее хвостикам, пахнущим каким-то травяным шампунем, поцеловал в шею, в щечки, в лоб.
– Пап, ты чего лижешься? – захихикала девчонка, смешно болтая ножками.
– Вета, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще смотрела этот диск, – прошептал он, ей в самое ушко. – Ты поняла меня?
Она покивала. Только в самых серьезных случаях родители называли ее Вета, а не Ветка.
– Покорми ребенка, – попросила Маринка, вставая и уходя в прихожую.
– Ты голодная? – спросил Максим, продолжая прижимать дочку к себе.
– Ну-у… – протянула она, – я не голодная, но хочу есть.
– Это вредно, – рассеянно произнес Долгов. – Стройной не будешь.
– И пускай! Пурум! Я хочу есть!
– Хорошо, не ной. – Он осторожно поставил ее на ноги. – Пошли. Только после того, как перекусим, сразу умываться и спать.
Ветка одернула бежевую юбочку, дунула снизу вверх на челку и сообщила:
– Только, чур, я буду пать сегодня в «домике». Посоплю-посоплю и запну, как бурундучок.
– Отклоняется пать в «домике». Пошли йогурт трескать…
После того, как Ветка наконец заснула, свесив ручонку с кровати, Долгов с Маринкой сели на кухне и молча уставились на бар. Через минуту оба встали. Не согласовывая действия друг с другом, Максим откупорил бутылку коньяка, а Маринка сполоснула и тщательно протерла два фужера.
Выпили граммов по сто залпом. Зажевали нерезаным лимоном, по очереди откусив от него вместе с кожурой. Сморщились.
– Как думаешь, запомнит? – проговорила наконец Маринка, поправляя халатик.
Долгов лишь пожал плечами. Последние полчаса он пребывал в какой-то прострации, воспринимая мир сквозь мутную пелену. Что-то слишком много дерьма свалилось на него за один вечер. Сначала эти идиотские подозрения насчет Маринки, потом диск, который случайно нашла Ветка, – диск, вскрывший алмазным скальпелем память тех ужасных лет. Память, оставшуюся на рубцах – глубоко в их душах.
Противно запиликал мобильник. Максим глянул на определитель – звонил Шидлович, его представитель в Сургуте, занимающийся контролем финансовых операций по сбыту нефти. Гендиректор небольшой компании, хозяином которой являлся Долгов.
Постучав пальцами по столу, Максим сбросил вызов и отключил телефон.
– А я ведь никогда не видела этой записи, – вдруг сказала Маринка, глядя в большое окно, за которым внизу мелькали огоньки машин на проспекте Мира. – Я же тогда осталась в модуле, не пошла с вами. А