что ж, такова его печальная участь. Только ведь если не своей смертью и если вдруг кто-то… не дай бог, ох, не дай бог! Ведь так им и закрыть лечебницу придется, если о ней дурная слава пойдет, мол, пациентов тут морят, до смерти залечивают.
Доктор, сменивший управляющего, молча следил за тем, как следователь меряет длинными ногами кабинет. Точно циркуль, совершенный циркуль! И нос длинный, острый, как иголка. Глаза маленькие, глубоко сидящие, внимательные. Такие глаза ничего не пропустят, они все видят!
– Что вы изволили мне сказать? – встрепенулся доктор, когда полицейский повторил свой вопрос. – Извините, сударь, задумался. Все стоит у меня перед глазами эта картина. Покойный в грязелечебнице! Не идет из головы. Всех ли вы опросили? Сдается мне, что всех, хотя, впрочем…
– Насколько я помню, несколько раз грязь мне накладывала медицинская сестра очень странной наружности. Невысокая такая и горбатая. Где она?
– Да, да. Вы правы. Была у нас такая женщина. Лия Гирей ее звали. Она из местных жителей, из Евпатории. Да только она взяла расчет несколько дней тому назад, и больше я ее не видел. Очень сожалею, она весьма толковая была, расторопная, смышленая. Несмотря на свое уродство, довольно подвижная, ловко с больными управлялась.
– Я тоже обратил на это внимание. Сколько ей лет?
– Понятия не имею, не знаю, но она не старуха, хотя из-за горба выглядит, по меньшей мере, таковой. Прикажете за ней послать?
– Да, для порядка поговорим и с ней.
Пока дворник искал горбунью, Сердюков вновь двинулся на берег лимана, к домику для грязевых процедур. Покойника уже унесли, в помещении навели порядок и чистоту. Два мужика в закатанных до колен полотняных штанах готовились черпать лопатами грязь со дна лимана для процедур следующего дня. Огромные корзины валялись на песке. Завидев следователя, они бросили лопаты и поклонились.
– Уже, поди, наслышаны о несчастье? – спросил следователь.
– А то ж! Наслышаны! – хором ответили мужики.
– Вы грязь когда берете, утром или с вечера?
– А это когда как, – ответил один из них, выглядевший побойчее напарника. – Когда доктор назначит, кому, сколько и в который час. Оттого и берем ее иногда с вечера, иногда рано утром. Чаще по утрам, ранехонько, чтобы она напарилась от солнца как следует. Разогрелась посильней. Иногда так нагреется, что в руки не возьмешь!
– Стало быть, и пациенту нельзя такое прикладывать?
– Этого мы не можем знать, это доктор знает. Он говорит, что горячая именно и лечит.
Работники потоптались, ожидая дальнейших расспросов.
– А на сегодняшнее утро вы когда грязь брали?
– С вечера, батюшка, с вечера она тут оставалась. Мы ее приготовили, разложили. Только на нынешнее утро не имелось в ней надобности – не было пациентов.
– И вы утром не приходили?
– Нет, – оба собеседника замотали косматыми головами.
– Но кто же управился с грязью,