улыбающегося взлохмаченного человека, примерно того же возраста, что и Вескис, или чуть старше. Что-то в его лице было странным, негармоничным.
– Вескис пришла… – говорил он, подбирая слова. – Привела Колокольчик. Вескис всегда возвращается к Одери.
И тут с болью Маркиза поняла, что человек был, как у них в институте говорили, «неадекватен»: такие интонации, такое выражение лица она встречала у людей от рождения больных, возможно, слегка умственно отсталых… Но ясно звучала музыка, пламя свечей колебалось в такт, и ее собственная струна запела тихонько, а человек сказал:
– Ты совсем легкая. Ты хорошо поешь, – он смотрел ей в глаза и улыбался. И она потянулась ему навстречу, а он продолжал:
– И ракушки любишь, да?
– Я выросла у моря, Одери, – сказала Маркиза, а он кивал:
– Да, да, у моря… – он опять смотрел ей в глаза, и Маркизе вдруг захотелось заплакать. А Одери продолжал мягким своим голосом:
– Колокольчик ушла из дома, далеко. Она долго была одна. Ей было грустно. А потом она пошла в Лес и увидела Летающих людей. Но ей и сейчас бывает грустно, да?
Маркиза закрыла лицо руками. Ей показалось, что сейчас Одери расскажет ей всю ее жизнь. Но Вескис гладила Одери по руке и говорила тихо:
– Такэ, Одери, такэ…
– Одери не будет говорить, – он лучезарно улыбнулся, – Одери будет петь Колокольчику. Да, сейчас.
Он поднялся. Одери оказался немного выше Вескис, худой, на нем было надето что-то длинное и узкое. Он одел странного вида остроносые туфли и пошел к выходу, а Маркиза поспешила за ним. Она уже любила его. Вескис, улыбаясь, шла следом, держа светильник.
Одери открыл дверь, вышел и поднял руку. Маркизе показалось, что на руку его опустилась звезда. Легкий, нездешний звездный свет все так же струился вокруг, но теперь чуть-чуть слышно звучала музыка. Маркиза сначала услышала ее внутренним слухом, уже натренированным общением с Летающими людьми, а потом оказалось, что она слышна явственно, без усилий. Легкая, нежная мелодия, которая, казалось, разносилась отовсюду, но сердце ее было в руке Одери, – там, где жила звезда… А потом он запел.
Как он пел! – Застыл в молчанье лес.
Звук его согрел ночную тьму.
И спускались ангелы с небес,
Чтоб на струнах подыграть ему.
Потом она узнала, что эти слова – как раз о песне Одери. Но это потом. А в то время Маркиза только и могла, что слушать этот дивный, пронизывающий все вокруг голос, исполняющий на неведомом языке песню, понятную и без слов… Он пел о тоске по дому, – а звезды откликались и звенели радостью о дорогах, что уводят вдаль; звезда на его ладони (а может, это была душа Одери) тихо-тихо вплетала свою мелодию в общий хор, и это была мелодия о далеком доме, далеком и единственном, что ждет каждого где-то в глубине (где-то в вышине небес, – вторили звезды), где-то там, где живет наше сердце, пел Одери… Вместе с ним запела Вескис. И Маркиза сама не заметила, как стала подпевать, высоко и звонко, и ее голос влился в их мелодию