село решит, что вы тронулись.
Я пожала плечами, показывая, что мне всё равно. То, что я о нём узнала, сидело занозой в моей голове и отзывалось какой-то непонятной печалью в районе солнечного сплетения. Иногда я злилась на него (не мог оказаться нормальным парнем?!), иногда – на себя (угораздило увлечься человеком с таким прошлым!). Но по большей части я искала ему оправдания, была даже мысль провести собственное расследование: а вдруг его подставили? В общем, он прав: такая позиция понимания у односельчан точно не сыщет. Мне-то всё равно, а вот маме здесь нравится.
Но что делать, если у меня сбивается дыхание, когда я гляжу в эти удивительные глаза? И то, что он стоит так близко и с такой жадностью смотрит на мои губы, спокойствия мне не добавляет. Я жду, когда он сделает первый шаг. Но он борется с собой, и его жизненный опыт начинает одерживать верх над желанием. Я могу оставить всё, как есть, смириться с его решением. Могу, но не хочу. Он сам не может себя простить, поэтому лишает себя права прикоснуться ко мне. Я верну ему это право.
Отыскиваю в воде его руку и беру её в свою. Пальцы сжаты в кулак. Поднимаю глаза и смотрю на него снизу вверх – через минуту (очень долгую минуту!) его ладонь раскрывается. Осторожно прижимаю её к своей щеке. Он вздрагивает всем телом, в глазах – страх.
– Видишь? – говорю ему тихо, – я не рассыпалась, и тебя не поразила молния.
У него всё ещё такой вид, будто он ждет неминуемой кары. Тогда я кладу свою ладонь на его щёку, и он, следуя за её велением, начинает медленно наклоняться к моему лицу.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает он у самых моих губ.
– Ты всегда так много болтаешь? – в ответ на эти слова я не вижу, но чувствую губами его улыбку. Ещё она отражается в его глазах. Теперь в них восхищение. И нежность… Я не закрываю глаза, пусть он видит, что я понимаю, чего хочу. Его поцелуй легкий-легкий, он несколько раз касается моих губ, подбородка, затем прижимается своей шершавой щекой к моей и зажмуривается. Я тоже прикрываю глаза и снова начинаю дышать. Наши тела не соприкасаются, но мне кажется, что я слышу, как колотится его сердце. Или это моё? Его прерывистое дыхание обжигает, рассылая волны мурашек по всему телу. Мне хочется, чтобы он прогнал их своими ладонями. Но руки Егора, снова сжатые в кулаки, крепко прижаты к его бокам. Это самый целомудренный поцелуй в моей жизни. И его подарил мне маньяк?! Господи, я отказываюсь понимать этот мир!
Не знаю, какая мысль его неожиданно посетила, но перемену в нём я ощутила сразу. Он как будто очнулся, отстранился от меня и, чертыхнувшись, нырнул в сторону берега. Я догнала его, когда он уже одевался.
– Егор, – позвала я, – что случилось?
Он резко повернулся ко мне:
– Тебе не нужна вся эта хрень.
– Это ты за меня так решил? – ледяным тоном ответила я.
– И мне она тоже не нужна.
– Ты сам-то в это веришь?
– Ксюш, – он взял меня за плечи обеими руками, заглядывая мне в глаза, будто решил загипнотизировать, – зачем всё это? Через неделю я выйду на работу, через месяц ты уедешь учиться. Ты получишь высшее образование, станешь врачом. А я уголовник и рад,