уселись возле центрального высокого стола на барные стулья. Эндрю протянул ей белую картонную коробку и палочки в бумажном чехле, не заботясь о тарелках и вилках. – Овощной чу-мейн.
– Мой любимый. – Элла открыла коробку и принялась за еду.
Эндрю расщепил свои палочки и потер их друг об друга, удаляя зацепки. – У вас с Дэмьеном все нормально?
– Ну, если не считать моей головы и потери ребенка, то да. Я думаю, да. А что?
– Я не хотел вчера говорить при Дэмьене, но, когда я в последний раз видел тебя в больнице, ты была очень возбуждена.
– Что ты имеешь в виду? – Она взглянула на него с любопытством.
– Ты плакала. А Дэмьен, казалось, готов был разбить кулаком стену. Ты все повторяла о каком-то обещании. Ты хотела, чтоб он что-то для тебя сделал.
Она нахмурилась.
– А ты не знаешь, что это было?
– Понятия не имею. Вы мне не сказали.
– А ты спрашивал?
– Ага, чтоб предоставить твоему муженьку мою морду в качестве мишени? – сказал он, выставляя перед собой палочки и коробку мяса с брокколи как щит. – Без шансов.
– Дэмьен в жизни бы тебя не ударил. – Он мог быть безжалостным на совете директоров, но Элла никогда не видела его жестоким.
Эндрю, казалось, был в сомнении.
– Ты просто не помнишь того выражения его лица.
Ну что ж, Дэмьен мог напугать кого угодно, Элла не могла этого не признать.
– Когда это было? – спросила она.
– В среду вечером.
Вечер накануне того дня, когда она все забыла. Вечер беспорядка, о котором говорила сестра Джиллиан. Что же случилось тем вечером?
И не только тогда. Что случилось прямо перед аварией? Куда она ехала? Почему она уехала сразу после ужина? Она хоть съела те отбивные, которые готовила?
– А я говорила в больнице что-то еще? – с любопытством спросила она.
– Типа чего?
– Мне кажется, мы с Дэмьеном поссорились прямо перед аварией. Но я не уверена. Просто у меня такое ощущение.
– Ты мне ничего не говорила. А у Дэмьена ты спрашивала?
Элла покачала головой. В раздумье пожевала лапшу. Пожалуй, она спросит его вечером.
– Значит, у вас с ним все в порядке?
– Ну да. – Она надеялась, что это так и есть.
К вечеру Элла приняла душ и, вытираясь, посмотрела на свое отражение в большом зеркале. На этот раз она не избегала его. Отбросив полотенце, она внимательно рассмотрела себя со всех сторон, от пополневшей груди до расплывшейся талии и раздутого, пустого живота. Осторожно потрогала бумажные наклейки, закрывающие свежий шрам. Линн говорила, что краснота и отеки вокруг него совершенно нормальны и что линия шрама будет лиловой примерно полгода после кесарева сечения, а потом постепенно побледнеет до бледно-розового. «Даже в бикини она будет едва заметна», – заверяла она.
Обернувшись, Элла рассмотрела свои ноги и спину сзади. Мышечный тонус ушел. Наверное, она заменила заплывы от Марина Грин до моста Золотые Ворота на занятия йогой для беременных. Определенно, она не получала той нагрузки, для