и грации, сколько о выработавшейся с годами сноровке. Мужчине было на вид около пятидесяти, плюс-минус пару лет.
– Ну только размечтался, что в степь выберусь! Насиделся за зиму в кабинете, на волю хочется, в поле! Как будто нельзя было эту конференцию зимой организовать!
– Что ты психуешь? – меланхолично заметил сидящий за одним из столов коллега, отрываясь от своей писанины. – В первый раз, что ли? Или в последний? Ну куда она от тебя денется – степь? Вон, съездит вместо тебя Павленков на обмеры, выберет участок.
Говоривший отхлебнул чая из граненого стакана, выдержал паузу и продолжил.
– Павленков что, пробный шурф без твоего чуткого руководства не заложит? Ты у нас такой незаменимый, а он – дитя несмышленое? Подожди, еще будешь этой степью сыт по горло, летний сезон длинный.
Коллега лукавил. Он и сам бы сейчас махнул на природу, не задумываясь.
Зимняя голая унылая степь весной преображается: как будто из фантастического фильма о погибшей планете переносишься в добрый русский фильм-сказку. Она расстилается перед путником цветным радужным ковром. Среди сизой полыни – яркие пятна диких тюльпанов, желтых и красных. Белыми гребешками волн стелется под ветром белоснежный ковыль. Одуряюще пахнет медом и полынью. Правда, все это разнотравье скоро сожжет немилосердное южное солнышко, и цветущая степь превратится в унылое порыжевшее пространство, до самого горизонта покрытое выжженной травой и верблюжьей колючкой.
Оба они с нервным Шпигалевым – уроженцы здешних мест, и жизни в других краях, с лесами-дубравами, не мыслят. Тем более, что оба, как водится, заядлые рыбаки, а разве есть рыбалка лучше, чем на матушке-Волге? В крайнем случае, только по ерикам – волжским рукавам. Для них, во всяком случае, лучше нет.
– Павленков?!! – Шпигалев стал само негодование. – Павленков да, уж он-то и выберет, и заложит! Ты как первый раз замужем. Тебе что, объяснять надо, что весной к степи на свидание едешь, а летом – работать. Пахать в поте лица! На солнышке печься, как в преисподней!
– Что ты тут, как невинная невеста в первую брачную ночь, сцену разыгрываешь? – развил брачную тему коллега-меланхолик. – Ты, старый ловелас, в какой уже раз на очередное первое свидание с весенней степью едешь?
Коллега досадливо махнул рукой в сторону челноком снующего крепыша, как от мухи отмахнулся – он просто Шпигалеву подыгрывал, а тот, войдя в раж, воспринимал все буквально.
– Вот же романтик драный! Когда угомонишься… Все играет детство в одном месте?
Крепыш махнул рукой столь же досадливо:
– Тебе не понять!..
– Где уж нам уж! Тебя же не на Крайний Север ссылают. В Москву полетишь. В столицу нашей Родины. Рассказывать о перспективах своей малой родины в области археологии. Сам же кричал о недостаточном финансировании, ехать выбивать деньги собирался. Вот и соединяй полезное с приятным. Два раза ехать не придется.
Он снова с удовольствием отхлебнул.
– Походишь там по высоким кабинетам со своим докладом. Бери всю коробку, с диаграммами, таблицами, фотографиями. Всё на пальцах разобъяснишь. Нарисуешь радужную картину освоения поволжской степи. Хазары, Орда… В общем, не юродивым просителем за подачкой приехал – сами позвали!
– Ты хочешь сказать – я там очки втирать буду?!
– Да не грех и очки повтирать немножко, – вздохнул коллега. – Хотя, тебя учить – только портить. Ну, да, не слишком удачным был прошлогодний сезон… Раз на раз-то ведь не приходится. Но! Кое-что ведь все равно отрыли? Даст Бог, этот год удачнее будет!
И, глядя искоса на притомившегося от бега и притормозившего у его стола крепыша, ехидно добавил:
– Может, Павленкову в этом году удача улыбнется, и он хорошее местечко для раскопа присмотрит.
– Подкузьмил, да? – взвился крепыш. – То есть, я неудачное выбрал? Состарился? Вот бы и посылали в Москву молодого перспективного Павленкова!
– Скучно с тобой, Шпигалев. Кто такой Павленков? МНС! Младший научный сотрудник. Кто с ним разговаривать станет? А ты? Ты у нас – звезда! Светило археологии.
– Сколько ж в тебе ехидства, Цыплаков! Больше, чем в трех ехиднах, вместе взятых.
– А ты знаешь, сколько ехидства умещается в трех ехиднах?
Он отставил стакан.
– Ладно, кончай придуриваться! – надоело Цыплакову изображать индифферентного ментора. – В первый раз, что ли? Куда она от тебя денется, твоя степь? Твои железки-черепки? На пару-тройку дней позже в степь съездишь, зато столичный асфальт потопчешь!
– Парой-тройкой не отделаюсь, – вздохнул вымотанный бегом Шпигалев. – В неделю бы уложиться.
– У тебя друзей полстолицы. Приютят, небось, и на неделю. Даже в гостиницу не дадут заселиться!
– Приютят, конечно! А Павленков… Мозги у парня хорошие, да ветру в голове много. Как бы ветром мозги не повыдуло.
– Причём тут ветер? Просто классический бабник. Из-за баб и диссертацию никак не допишет.
– Ладно, – подвел итог Шпигалев, –