рыться в нарядной, тонкой кожи сумке-калите, которая висела у него на поясе. Достав веревку, он свернул ее и с видимой неохотой бросил конец Федору.
За все это время тот и правда не проронил ни слова. Болотная жижа покрыла уже его бороду, подступала ко рту. Но не только боязнь захлебнуться принуждала молчать порубежника – среди лесовиков оказались его старые знакомцы…
В самом конце зимы разбойная ватага напала на боярскую вотчину, убила дворского и тиуна, а потом чуть не на окраине Коломны ограбила купеческий обоз, который с грузом дорогих тканей, украшений и пряностей направлялся в Москву из Сурожа. Связав, а частью перебив сопротивлявшихся купцов и сопровождавшую их охрану, ватажники, погоняя лошадей, запряженных в телеги с награбленным, устремились к лесу.
Но на сей раз не многим из них удалось вернуться в свое логово. В стычке с конными порубежниками, которых послал им вдогонку из острога коломенский воевода, большинство лесовиков полегло на опушке соснового бора, других схватили и увели в город. Уйти удалось лишь нескольким. Сгрудившись вокруг вожака, они укрылись за перевернутыми телегами и ожесточенно отбивались дубинами, топорами и оглоблями. Стало смеркаться, в лесу быстро темнело. Порубежники, спешившись, бросились на приступ укрепления. Воинам, среди которых был Федор, удалось растащить завал из телег, бочонков, тюков тканей и ворваться внутрь его. Встреченные градом ударов, они стали пятиться, но тут Федор сделал неожиданный выпад и полоснул мечом по руке вожака. Тот уронил дубину, схватился за кисть, из раны потекла кровь на грязный, истоптанный ногами снег. Остальные продолжали сражаться с порубежниками. Вскоре все было кончено. Но среди убитых и раненых атамана лесовиков не нашли. В наступившей темноте ему и нескольким его сподвижникам удалось скрыться…
И вот Федор встретился с ним снова!
«Может, обойдется – не признает?» – подумал он с надеждой, хватаясь за веревку.
Но ноги у него затекли и не слушались. Несмотря на все усилия рыжего лесовика, он не мог сдвинуться с места.
– А ну, пособи кто! – крикнул Клепа; от натуги лицо его стало красным, под стать огненным волосам и бороде. – Вишь, как болото держит…
Ивашко первым бросился на помощь. Вскоре Федор уже стоял на тропе. Чумазый, весь в болотной грязи, которая комьями оплывала с его одежды, в одном сапоге – второй остался в трясине, – он теперь и впрямь был похож на водяного.
Разбойники окружили его, но уже не хмурились – смеялись.
– Ты какого роду-племени, молодец? – спросил чернобородый. Кажется, он не узнал Федора и, ухмыляясь, разглядывал его своими пронзительными глазами.
– Должно, сын боярский аль купец сурожский, не иначе, ха-ха… – хихикал Митрошка. – Мыслю я…
– Да погоди ты! – оборвал его атаман. – Завсегда, как оса, лезет в глаза. Дай человеку слово молвить.
Федор, отплевываясь от попавшей в рот болотной жижи, молчал.
– Что молчишь? Язык-то, чай, на месте аль, может, проглотил со страха? – потеряв терпение, повысил голос разбойник. – Говори, как