что архиепископ строптиво отвечал, что он и сам не появится у графа д’Артуа. Задетый этой дерзостью, префект объявил, что если архиепископ сдержит слово, он велит его арестовать.
Граф д’Артуа мог совершить здравый и полезный поступок, своим поведением опровергнув речи неосторожного префекта и согласившись хотя бы на официальные отношения с прелатом. К сожалению, никак нельзя было надеяться, что он станет придерживаться такой линии поведения. И в самом деле, прибыв в Безансон под шумные изъявления радости ультрароялистов, граф не пошел в собор из страха встретить там архиепископа и, опасаясь его визита, приказал передать, что не желает его принимать. Произведенный эффект был огромным: духовенство раскололось на два враждебных лагеря, к которым примкнуло и население, разделившись, впрочем, весьма неравным образом, ибо бо́льшая часть выступала против знати и духовенства.
Затем, очаровав любезностью всех, кого не обидел своими неосторожными поступками, и раздав тысячи орденов, граф д’Артуа направился в Париж.
В это самое время другой его сын, герцог Беррийский, совершил военную поездку вдоль границ, посетил Мобёж, Живе, Мец, Нанси, Страсбург, Кольмар, Гюнинген и Бельфор и вернулся в Париж через Лангр. Занимаясь исключительно смотрами войск, маневрами, вручением новых знамен и раздачей наград, он и нашел, и оставил войска недовольными. Этот герцог, старавшийся подражать манерам Наполеона, не произвел на армию плохого впечатления в первые дни Реставрации, но невозможность ли победить враждебные настроения военных, ошибки ли правительства, или его собственные промахи привели к тому, что он потерял популярность, раздражался и нередко поддавался гневным вспышкам, которые производили такое же пагубное впечатление, как политические и религиозные промахи его отца.
Таким образом, поездки принцев, хоть их и встречали повсюду с энтузиазмом, не принесли ожидаемой пользы, и положение в сентябре и октябре только ухудшилось. Некоторые меры правительства имели досадные последствия и натолкнулись на сопротивление палат, перед которым пришлось отступить. Так, военный министр Дюпон, обремененный несвоевременными расходами и изыскивая возможность сэкономить, попытался выгадать два миллиона на управлении Домом инвалидов. Наши бесконечные войны настолько умножили количество увечных и неимущих солдат, что пришлось учредить для них дополнительные отделения в Аррасе и Авиньоне, и теперь министр задумал избавиться от инвалидов, переставших быть французскими поданными, предоставив им единовременное пособие, а часть оставшихся французов отослав восвояси, с годовой пенсией в 250 франков. Экономия была несомненной, но мера показалась бесчеловечной, ибо для людей, большей частью лишенных семьи, 250 франков в год было совершенно недостаточно. Начались разговоры о том, что солдат, искалеченных на службе родине, выгоняют из приютов, тогда как тем, кто сражался против Франции, расточают денежную помощь, звания и чины.
Не менее сильное