откате».
Но вернёмся к вопросу «почему?» Думаю, это связано прежде всего с тем, что развал СССР задумывался как начало далеко идущих геополитических пертурбаций, потом последовал «парад суверенитетов», и вёл он прямой дорогой к расчленению Российской Федерации на пару дюжин уютных самостоятельных государства, о которых так сладко грезил атомный подкаблучник академик Сахаров. Организаторы и вдохновители наших поражений прекрасно понимали: главным препятствием для проекта «Мир без России» являются не спецслужбы, прошляпившие Беловежский сговор, не номенклатура, прикипевшая к кормилу и охотно променявшая общесоюзную власть на счета и собственность за рубежом. Не представляла опасности и Компартия, слившая выборы 1996 года, а тем более новая либеральная элита, которая уже заговорила об уральской республике и отдалённой бессмысленности Курил. Нет, главная опасность заключалась в русском народе, в его имперском инстинкте, в том мистическом завете с государством, о чём мы уже не раз говорили в этих заметках.
Да, наш народ надорвался под тяжкой державной ношей (переиначивая Киплинга, под «бременем русских»), он обескровел от войн, репрессий и экономического донорства, ослабел духом от постоянного, во имя единства, осаживания без того сникшей «гордости великороссов». Но его историческая энергия и вера в себя ещё не иссякли окончательно. Против этой остаточной пассионарности и был направлен главный удар. Тщательно и настырно в информационном пространстве выстраивался гнусный образ русского народа, исторические факты просеивались на решете ненависти, ТВ работало, как кривое зеркало, внушая автохтонному зрителю сомнения и комплекс неполноценности. В сущности, это та же «историческая идеология» Акимбекова, но с отрицательным знаком, ибо в отношении России преследовались обратные цели – не помочь выстроить новую государственность, а, напротив, разрушить тысячелетнюю державу, не поспособствовать футурологическому прорыву, а, наоборот, лишить самый большой народ страны будущего.
Напомню, кстати, что иные из бывших советских республик упрочились и поднялись как самостоятельные государства на почти дармовом российском топливе, а также транзите. Прибалтийские лимитрофы стали крупными экспортёрами металлов, которые там никогда не добывались. Видимо, Запад пообещал, что независимость не отменит традиционной подмоги «старшего брата». Так и было в течение десяти лет, но, когда в начале нулевых экономические связи стали переводить на обычную взаимовыгодную основу, это вызвало сначала оторопь, а потом всплеск русофобии. Заметьте, украинский национализм из ритуально-бытового «антикацапства» стал превращаться в оголтелую политическую силу после того, как «москали» перешли в расчётах с «ненькой» за нефть и газ на общемировые цены, пусть даже и с большой скидкой.
Тем, кто решил «перезагрузить», «перепрошить» и утилизировать российскую государственность, важно было представить упёртый русский народ