изменений в оценках из большевистской в перестроечную публицистику перекочевали только черносотенцы. Не верите? Возьмите номера «Огонька», авторы которого тоже учились в советской школе и конспектировали Ленина.
А вот статью Сталина «Национальный вопрос и социал-демократия» (1913) мы ни в школе, ни в институте не изучали. Зря. Этот партийный текст гораздо взвешеннее и объективнее. Есть там строки, которые сегодня нормандская четвёрка могла бы включить в рекомендации для урегулирования конфликта на Донбассе: «Никто не имеет права насильственно вмешиваться в жизнь нации, разрушать её школы и прочие учреждения, ломать её нравы и обычаи, стеснять её язык, урезать её права…» Особенно беспокоило будущего «кремлёвского горца» проблема «вовлечения запоздалых наций и национальностей в общее русло высшей культуры…» Парадокс послереволюционного периода заключался в том, что тянуть к высшей культуре «запоздалые» народы пришлось «наказанной» нации – русским. В результате в Наркомате национальностей не оказалось даже русского подотдела, хотя остальные народы были так или иначе представлены. А русский отдел Института этнографии АН СССР возглавлял человек по фамилии Рабинович.
Зато на Украине «коренизация» приняла такой размах, что в конце двадцатых годов XX века там запрещалось в учреждениях и даже на улице говорить по-русски. Вам это ничего не напоминает? Кончилось тем, что шахтёры Донбасса обратились в ЦК с возмущением, мол, в их русскоговорящем крае, совсем недавно переданном Украине, газеты выходят только на «мове» – читать нечего. Центр возмутился, нет, не ущемлением прав русских, а тем, что установочная политическая информация не доходит до трудовых масс. В Москве озаботились и сбавили обороты, поснимав с постов наиболее ретивых «украинизаторов». Но процесс уже был запущен, и не только на Украине. В 1991 году СССР был разодран детьми и внуками той самой «коренизации».
Кстати, «Дни Турбиных» из репертуара Художественного театра были сняты по требованию украинских «письменников», встретившихся с руководством страны. За что? А вы перечитайте пьесу, особенно тот эпизод, где показаны петлюровские бесчинства. В свежих республиках срочно писалась героическая, духоподъёмная история, где даже предательство, скажем, Мазепы, трактовалась как тираноборческий акт. А тем временем школа академика Покровского переписывала русскую историю с обратным знаком, показывая её как вереницу невыносимого гнёта, низкого холопства, позорных поражений и жестоких бесчинств. Его оппоненты, такие как Тарле, Платонов и другие, были по делу «русских историков» изгнаны из науки, посажены в тюрьму или сосланы. Именно в ту пору пострадал молодой учёный, впоследствии академик и «совесть русской интеллигенции» Дмитрий Лихачёв. А вот Михаил Грушевский, основатель незалежного государства, председатель Рады (1918), эсер и историк, вернулся в 1924 году из эмиграции в Киев, где шла такая украинизация, о какой он и не грезил, стал всесоюзным академиком и умер