стоит памятник Петру Первому. Там написано: «От благодарных дворян и горожан». Как оценили царя! Не то, что, – невольно упоминула императора Николая Второго. – Петр правой рукой держит якорь. Другую тянет на запад. Положение правой говорит о том, что он опирался на флот. А левой, что прорубил окно в Европу…
– А хорошо это или нет? – спрашивал отец.
– Мне трудно судить об этом, – тушевалась я.
– По папе лучше бы не было ни Петра, ни Николая, а была бы простая жизнь, – сказал брат Сережа, который уже учился в военном училище.
– Дети мои, вы же знаете, что, когда что-то делается силой, это всегда плохо. А у Петра одно только и было… – сказал отец.
– Сереже повезло, – засмеялась я, глядя на брата. – Будь у него папа другой, пустили бы в училище.
– Я думаю, он сам со временем разберется, что ему надо, и поймет, что такое служба, – добавил отец.
– Пап! Но ведь говорят, что даже Толстой восхищался армейской службой. Однажды шел по Хамовникам и увидел двух рослых гвардейцев. Он остановился и воскликнул: «Какие молодцы!» А ему: «Лев Николаевич, ведь вы вчера отзывались об армии плохо, а теперь». И Толстой им: «А я вам что, канарейка, чтобы повторять одно и то же?»
Все засмеялись.
– Гостиница «Бристоль», – продолжала я. – С огромными окнами. Две коляски разъехались бы! Под ними бульвар…
Мои глаза светились, как электрические лампочки в фонарях Большой Дворянской.
– Тебе бы, Оленька, поездить бы по странам, – заметил отец.
– Да, папочка! А Смоленский собор. Это уже на Большой Московской, – говорила я, мечтая о том времени, когда отправилась бы в путешествие в Москву, Петербург, а если удастся, и за границу.
Когда у нас в гостях оказывались Русановы, меня поддерживала Русанова Ольга Адольфовна:
– Девочку тянет к прекрасному… Василий Алексеевич, а не послать бы вам дочь учиться в столицу?
– Если в столицу, то поможем и со столицей, но пусть сначала закончит гимназию.
Я продолжала учиться в Воронеже и все больше привыкала к его укладу, порой даже чувствовала себя неловко, когда упоминали о моем сельском прошлом. Мне почему-то становилось не по себе, потому что большинство моих подружек жили в самых богатых домах города и оказывались в деревне только за тем, чтобы навестить свои имения.
Среди приезжавших в Медвежье появлялся сосед из села Трещевки – это в трех верстах от нас, Вячеслав Митрофанович Новиков – лихой наездник и любитель псовой охоты.
Когда мой отец в 1906 году ходил с крестьянами отбирать земли у помещиков, он не дошел до села Трещевки. И ему не пришлось добиваться от Новикова раздачи его угодий. Не был и у Русановых в селе Ерофеевке, где жило «всега две души мужска и три женскага полу». Так было записано в документах. Русановым отдавать крестьянам было нечего, они сами жили скромно и довольствовались результатом своего труда.
Стройный юноша Новиков с высоким лбом, белокурыми вьющимися волосами, сильный в