несутся прочь
обрывки покрывал.
Двор вымер.
Ни одной души
на белом свете нет,
лишь одинокий лист кружит –
рисует твой портрет.
Сквозь дождь звучат
слова твои:
«Шагнём за горизонт!»
Со мною вечер разделив,
грустит без дела зонт.
«Бессонница!…»
Бессонница!
Ты приплелась опять!
Дождём осенним,
густо моросящим,
в окно стучишь
назойливо-просяще
и форточку пытаешься сорвать.
Бесцеремонно треплешь занавески,
вдоль стен скользишь противным холодком,
мерещится твой профиль в тусклом блеске
поверхности зеркальной.
Коготком
царапаешь рубцы обид давнишних,
сомненья ворошишь на дне души,
цветы засохшие с окошка скинешь
порывом ветра
– и кому нужны?!
Я веки не сомкну до мутного утра,
затравленно в углы вперяясь взглядом,
где шорохов клубки,
где ведьмина игра
теней
и снов обрывки рядом…
«Бреду в потёмках…»
Бреду в потёмках.
Тихо светят звёзды.
Кому они приветливо мигают?
Кому секреты задушевно шепчет
гуляка вечный – лёгкий ветерок?
И путь опять пересекают тени
кустов косматых и зверей пугливых,
с кем анемичный лунный луч затеял
ночные догонялки.
Видит Бог,
вокруг – лишь одиночество немое,
попутчик неизменно молчаливый,
что следует неслышно по пятам,
всю жизнь деля меня
– с моей лишь тенью.
Но в темноте меня теряет тень из виду,
сама становится лишь частью темноты,
и с одиночеством дорогою извитой
идём вдвоём до заданной черты.
«Вам всё скучно… и всё нелюбо…»
Вам всё скучно… и всё нелюбо.
Залпом выпит бокал вина.
Только ветреность – Вам подруга,
да и ту тоска увела.
Друг остался один – одиночество,
не смеётся и не веселит.
За спиной кто-то шепчет пророчества,
заговаривает боль обид…
Вы всё мечетесь,
что-то ищете –
бесприютности нет границ.
В доме Вашем
убогие нищие
разорили гнездо синих птиц.
«Возвратилась снова в гавань…»
Возвратилась снова в гавань,
тихо вёсла утопила,
днищем вверх перевернула
утлую лодчонку.
Камешки перебираю –
много их под слоем ила:
разноцветных, пёстрых, милых,
что волной ко мне швырнуло
из морского рая.
Слышу гомон шторма дальний,
вижу лёгкое ветрило…
Наваждение мелькнуло
на мгновенье…
И уплыло!
«Ворона, забравшись повыше…»
Ворона, забравшись повыше,
венчает красавицу-ёлку:
ей кажется – всё в мире слышит,
всё знает.
А что в этом толку?
Так мы, забираясь повыше
в дерзаньях своих и стремленьях,
казалось бы, лучшего ищем –
теряем бесценные перья…
«Всё тоскуешь о Белой Земле…»
Всё тоскуешь о Белой Земле[1] –
вечной стуже, заснеженной мгле
и о нём говоришь иногда
– белом царстве из снега и льда.
Вновь