распечатанные на принтере надписи на листах А4. Табличка «абонементного зала» висела криво, на одной полоске скотча. Вверх уходила деревянная лестница – на второй этаж, к полукруглому окну, к зеленой лампе. Наде захотелось туда – к зеленому ситцевому абажуру и к чаю с имбирными пряниками. Покопайся она в подсознании – без особого труда выудила бы звуки и запахи детско-юношеской библиотеки в почти таком же маленьком городке своего детства. В райцентре Новгород-Северский. Там были литературный кружок, чай с пряниками, шумное украшение новогодней елки и чтение стихов, разумеется при свечах. Еще там, разумеется, был мальчик-старшеклассник, она была безответно в него влюблена, страдала и томилась, писала стихи. Мальчик был изящен, как матадор с настенного календаря за 1986 год, длинноногий и узкобедрый, густые брови вразлет, косая челка на глазах. Он беззлобно подтрунивал над влюбленной семиклассницей и даже один раз поцеловал ее в щеку, провожая домой по просьбе руководительницы кружка, – в тот раз они закончили занятие позже обычного. Надя знала, что он встречается со своей ровесницей из кружка «Умелые руки», в облике которой в глаза бросались две вещи – взрослая грудь и крупная родинка под нижней губой. То есть Надя прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее первая любовь абсолютно безответная, вот буквально несчастная, но отравиться или утопиться по этому поводу ей ни разу в голову не пришло – она всегда была образцом эмоциональной устойчивости, редко грустила и почти никогда не плакала.
Спустя двадцать лет бывший любимый мальчик нашел ее, вызвонил зачем-то и позвал на кофе. У него были железные коронки – Надя уже и забыла, что такие встречаются в природе, дурной запах изо рта, нестриженые желтые ногти и пустой кошелек. За плечами – многолетняя служба главредом гарнизонной газеты Забайкальского военного округа и непонятная гордость от того, что так и не научился пользоваться компьютером. Он обмолвился вскользь, что голоден и не при деньгах, но так хотел ее видеть, вот просто вдруг стало невтерпеж. Тут он попытался погладить ее по руке со словами «сколько лет, сколько зим, давай вспомним нашу юность, наш литкружок…» Окончательно заскучав, Надя накормила его обедом, напоила коньяком – он окосел стремительно – и с трудом удержалась, чтобы не ударить в лицо на прощание за попытку пьяного слюнявого поцелуя.
– Ты стала стервой, – он сплюнул под ноги, – а я-то думал… Все вы стервы, нах…
Надя тогда вернулась домой с желанием немедленно принять душ и с размышлениями о том, как жизнь-злодейка обходится порой с красивыми юными мальчиками. Сашка полулежал на шелковой китайской софе с планшетом на солидном животе. Не меняя позы, послал ей воздушный поцелуй и, по обыкновению, уткнулся в родной монитор, как в материнскую грудь. Надя посмотрела на него с тихой родственной нежностью. Вот он в юности, наверное, не разбивал сердца отроковиц, на фотографиях выглядел круглолицым крепышом с тонкими, капризно поджатыми губами, и его круглые глаза не были приспособлены к романтичному прищуру. И все его попытки романтично прищуриться всю жизнь вызывали