одна, если не считать лежачей старушки. За каким-то лешим ее понесло на крышу через открытое окно!
– То есть сначала она вылезла на крышу, а затем сорвалась?
– Судя по всему, именно так.
– А зачем она туда полезла, не известно?
– Вот в этом-то и загвоздка!
– Занятно… Решила прогуляться и недооценила опасность? Ее что, никто не заметил?
– Внизу царила такая суета, никому и в голову не приходило глядеть наверх. Калерия упала аккурат напротив въезда для машин «Скорой помощи», прямо в момент выгрузки очередных пострадавших. Чудо, что никого не зашибла!
Алла с минуту помолчала, размышляя над услышанным.
– Владимир Всеволодович, – наконец заговорила она, – а вы уверены, что это не было самоубийством?
– Я ни в чем не уверен, – покачал он головой. – Гурнов… ну вы его знаете…
– Разумеется, Иван Гурнов, патологоанатом. И что с ним?
– Он уверен, что это несчастный случай. Но мать девочки считает меня виновным в ее гибели.
– А это еще почему?
– Видимо, потому, что я был с ней чересчур суров.
– И в чем это выражалось?
– Она плохо ела, отказывалась ходить в столовую, хотя я назначил ей общий стол, ведь у нее не было противопоказаний.
– Знаете, больничная еда немного отличается от питания в пятизвездочном отеле, – заметила Алла. – Может, она не хотела есть вашу, простите… баланду?
– Но она вообще ничего не ела! – развел руками Мономах. – Женщины, лежащие с ней в палате, это подтверждают, как и медсестры.
– Может, родственники приносили домашнее?
– В том-то и дело, что нет! Я с матерью Калерии разговаривал, пытался убедить, что даже балерины должны питаться и набираться сил, чтобы восстановление шло быстрее.
– А она что?
– Твердила, что я ничего не смыслю в балете и что танцовщица должна быть легкой, как перышко, а потому не имеет права обжираться. Какое там обжираться – она на маленький скелетик была похожа! Когда ложилась на операцию, выглядела иначе – нормальной, хоть и худенькой.
– И все-таки я не понимаю, почему у матери пациентки к вам претензии!
– Она думает, что я слишком давил на Калерию, заставляя есть. Один раз я действительно пригрозил ей внутривенным кормлением.
– Вы в самом деле намеревались это сделать?
– Да что вы, у меня таких прав нет! Я хотел ее напугать, раз разумные доводы не действовали.
– Так вы считаете, что напугали ее так сильно, что она с крыши скакнула? Бросьте, такие уловки могли подействовать на трехлетнюю, но пациентка была взрослым, сформированным человеком, более того – представительницей весьма суровой профессии, в которой не место нюням! Вы в курсе, как балерины обходятся друг с другом? Подсыпают в пуанты толченое стекло, портят костюмы, добавляют в грим ацетон – не могли ваши слова повлиять на нее подобным образом!
Мономах ничего не ответил. Алла по выражению лица видела, что не сумела его убедить.
– Владимир Всеволодович, –