озера, когда на горизонте замаячила Петровская колокольня, машина остановилась. Мужики вылезли, достали водку, закуску, позвали нас. Мама отказалась, а я слез. Водку не любил, а вот килечку в томатном соусе…. Это же любимое лакомство всех на свете путешественников. Пока мужики пили да болтали, банку я опорожнил. Они заметили, удивились и скорёхонько подсадили меня обратно в кузов. А я ведь ещё мечтал за рулём посидеть. Куркули деревенские – кильку пожалели ребёнку! Тогда, зачем звали?
Не скоро тронулись дальше. Остаток пути из открытых окон кабины слышался хриплый дуэт – мужики пели о замерзающем в пути ямщике, о морозе, которого просили не досаждать. Как-то не убедительно всё это звучало в пригожий весенний день.
17
Баба Даша затопила печку – налаживалась печь блины. Я сижу у окна – скучно мне в деревне. Дед Егор целыми днями занят на работе – меня с собой не берёт. Бабушка тоже копается по хозяйству – в карты играть не хочет. Хорошо бы к тётке Нюре сбежать, отцовой сестре. Там Сашка, старший брат – с ним было б весело. Но как туда уйти? Бабушка не поведёт – я уже просился. Одного не отпустит. Убежал бы тайком, да боюсь заблудиться – дома-то тёткиного ещё не знаю. Скучно тут…
– Баб, а кто это идёт?
Дарья Логовна наклонилась – окошко низкое:
– Зоя Фурсова.
– Тётя Зоя всех позоит, перезоит, вызоит.
Нет, не получается игра. Скучно.
– Баб, а это кто?
– Валя Ишачиха.
– Почему Ишачиха? Ишакова что ль?
– Да нет, когда с Казахстану они приехали, ишака с собой привезли – лошадка такая маленькая, вроде барана. Сельсовет обложил налогом, как настоящую лошадь. Бился, судился мужик, не досудился – зарезал скотину, а прозвище осталось…
Смешно. Вот деревня, вот удумали!
– Баб, а капказята это кто?
Дарья Логовна машет рукой, беззвучно смеётся.
– Прародитель ихний ещё при царе Горохе на Кавказе служил. Как вернулся, все рассказы – Капказ да Капказ, будто краше земли нет на свете. Помер давно, а последышей так и кличут – капказята.
– Баб, а что кума Топорушка не приходит?
– Не кума она мне вовсе. Отродясь к нам не ходила. С чего ты взял?
– Да слыхал, как вы тут говорили: «Кума-то Парушка…»
– Это бабёшки кто-нибудь. Таня Извекова должно – ей Парушка кумой доводится.
Время от времени принимался петь известные песни. Про барабанщика – гимн немецких коммунистов, про «Чипурелу», про Щорса и другие. Но бабушка не подпевала – слов не знала. Да и как-то не очень внимательно слушала, а свои петь не хотела. Только сказала:
– Смешливый ты парнишка, Толя. Не помрёшь – много горя примешь.
Дарья Логовна будто поняла моё настроение – за обедом пошептала мужу на ухо. Егор Иванович Апальков с виду человек строгий, даже суровый – выслушав жену, сказал мне солидно:
– Хватит, Анатолий Егорович,