оставляя меня одну, и я услышала лишь шепот, с которым Сьенна обратилась к Матильде.
– Может, это и к лучшему, что она упала… Представь, какое горе мучило бы её сейчас…?
А ведь она права. Если бы я любила этого человека, потеря была бы огромной, а сейчас этот факт – просто кусок моего существования. И что теперь? Что? Мне хотелось не плакать, мне хотелось громко хохотать безумным смехом.
Проснулась я ночью, мучимая диким желанием спуститься вниз. Моя фигура в белой сорочке, наверное, могла испугать кого угодно, но меня не смутило это. Я не стала дергать звонок и беспокоить Сьенну, чья комната была соседней. Медленно я сошла вниз, не взяв свечи, и вошла в гостиную. В окно светила полная луна, заливая комнату скорбным монотонным светом и освещая пианино в углу. Открыв крышку, я положила руки на клавиши, ощутив их холод. Прислуга сказала, что я умею играть. Умею играть что? Нужно довериться ощущениям, памяти своих рук, желанию жить заново во что бы то ни стало! Мои пальцы скользнули по клавишам пианино, звуки какой-то мелодии заставили меня вздрогнуть от страха. Я играю! Я что-то играю! Руки помнят это, я жива! Ещё несколько аккордов – и я в ужасе отпрянула назад, испугавшись самой себя.
Кто-то всхлипнул за моей спиной, и, обернувшись, я увидела Сьенну. Прижав руки к груди, она прошептала:
– Это была любимая песня милорда!
Следующие два месяца текли уныло, однообразно и беспощадно. Я носила траур, купленный с ближайшего торгового судна, шедшего мимо нас, и ощущала такую же черную пустоту в душе и в голове, как и цвет моего наряда. Я не помнила прошлого, у меня не было будущего. Все вокруг было одинаковым. Караваны торговых судов, плантации, негры, европейцы: все приезжали и отъезжали, оставляя за собой монотонную жизнь этого небольшого города. Иногда Сьенна сопровождала меня в порт. На прогулку. Я стояла и смотрела, как разгружаются, причаливают и отплывают корабли, и снуют по вантам ловкие матросы. Стояла и думала о своей судьбе.
Со мной никто даже не заговаривал. Моряков моя фигура в трауре явно повергала в ужас, и они избегали даже поворачиваться в мою сторону, словно каждый из них был в чем-то виновен передо мной.
Каждый день был одинаков и смены тому не предвиделось. Что я могла? Выйти замуж по окончании траура? Возможно, вот только за кого? Жители Порт-Луи, по большей части, годились в пару Сьенне или Матильде, но не женщине с моим положением. Увязаться за каким-нибудь приплывшим моряком? Пока ещё моя гордость не была к тому готова. Я знала, что вполне обеспечена, чтобы оплатить свой проезд в любую другую точку света, но также была не готова к подобному риску. Не было никого, кто бы мог сопровождать меня в плавании до того же Кейптауна, столицы Капской колонии, а одной пуститься в такое путешествие была на сегодня самая безумная выходка, до которой мой уважающий себя разум пока не мог дойти. Я очень была привязана к Сьенне, да, но она была местной, а не моей служанкой или рабыней, я не могла увезти её отсюда с собой. Сюда я приехала только